Эксперт № 26 (2013)
Шрифт:
Бэкграунд Улюкаева в гораздо большей степени связан с преподавательской и журналистской деятельностью. Вместе с Егором Гайдаром в конце 1980-х Улюкаев работал в журнале «Коммунист», на волне перестройки позволявшем себе публикации о действительном положении дел в экономике. Долгое время был правой рукой Гайдара в созданном последним после отставки Институте экономических проблем переходного периода (ныне Институт экономической политики им. Е. Т. Гайдара). В разные годы преподавал экономику в МИСИ, на Физтехе и, наконец, в родном МГУ.
и новый глава Алексей Улюкаев — убежденные сторонники принципиально различных взглядов на экономику
Фото: АР
Но все это было, что называется, «в прошлой жизни». Уже довольно давно и Белоусов, и Улюкаев находятся на топовых позициях в экономическом блоке государственной власти. С 2000-го по 2004 год Улюкаев работал первым заместителем Алексея Кудрина в министерстве финансов, а затем в течение девяти лет — первым зампредом ЦБ, отвечавшим за макроэкономический блок и денежно-кредитную политику регулятора.
Андрей Белоусов оказался на госслужбе в качестве не советника, а действующего чиновника в феврале 2006 года, на посту заместителя Германа Грефа, рулившего тогда Минэкономразвития. Летом 2008-го Белоусов ушел на повышение, заняв пост руководителя департамента экономики и финансов правительства, а в мае 2012-го вновь избранный президент Владимир Путин пригласил Белоусова возглавить МЭР.
Строй взглядов Алексея Улюкаева может быть достаточно полно описан следующими тезисами (мы их сопроводили цитатами из многочисленных интервью Алексея Валентиновича различным СМИ последних десяти лет, а вот от комментариев воздержались, да они и не требуются).
Итак, высшая ценность — экономическая свобода. (« Чем выше степень экономической свободы, тем выше не только достигнутый уровень экономического развития страны и благосостояния ее граждан, но и темпы экономического развития».)
А вот свод представлений Андрея Белоусова, в том же формате (тезис плюс цитата). Высокий экономический рост необходим и возможен. (« Перед страной объективно стоит задача выхода на темпы роста не ниже 6% в год по ВВП, с опережением мировой экономики как минимум в полтора раза. Рычаги ускорения — машиностроительный экспорт и активизация инвестиций».) Денежный зажим не единственный и не главный инструмент в борьбе с инфляцией. (« Инструменты денежно- кредитной политики надо использовать в борьбе с инфляцией очень аккуратно. Возможности денежно- кредитной политики в борьбе с инфляцией существенно ограничены. Они зажаты в определенном диапазоне. И этот диапазон диктуется структурными особенностями сегодняшнего роста».)
Как нам кажется, не стоит долго доказывать, что между строем экономических представлений Белоусова и Улюкаева вовсе не вкусовые, а фундаментальные противоречия.
В то же время неверно было бы считать Белоусова безоглядным дирижистом. Он призывает, например, крайне аккуратно относиться к наращиванию бюджетных инвестиций. (« Госинвестиции должны осуществляться только при наличии бизнес- проектов, когда четко понимается отдача от этих вложений, конечный результат и персональная ответственность за него».) Не является он противником принципов бюджетной сбалансированности и строгого контроля над наращиванием внешнего долга. (« Чем быстрее мы войдем в нулевой дефицит, тем лучше. Относительно безопасная граница роста госдолга для России с точки зрения ее внешней инвестиционной привлекательности очень низка, порядка 15% ВВП».) И все же главное для Белоусова в экономической системе — это рост и, соответственно, взгляд на хозяйство как на динамическую систему.
Где вы, экономисты?
Министр финансов Антон Силуанов на прошлой неделе сделал заявление о секвестре бюджета — денег не хватает, надо ограничивать расходы. Толпа аналитиков тут же указала министру, что это очень опасно и может обернуться рецессией. Тогда министр сказал, что стоит повысить социальный налог, вернее, уровень зарплаты, с которой этот налог берется в полном объеме. Аналитики заявили, что и это очень опасно и тоже может привести к рецессии.
Похожая безвыходная ситуация и с девальвацией. Не девальвировать валюту опасно, это снижает эффективность одного из самых существенных элементов ВВП — экспорта сырья, что подталкивает страну к рецессии и грозит снижением уровня жизни. Девальвировать, говорят противники этого хода, тоже для уровня жизни нехорошо — цены на импорт вырастут, и люди пострадают.
Собственно, описание такого рода маятниковых суждений — это описание подхода к экономике как к абсолютно равновесной неживой системе, где, чтобы что-то кому-то добавить, надо что-то у кого-то отнять. Если бы это было так (подсказывает нам здравый смысл), то экономика не могла бы вообще развиваться, и откуда взялось то богатство, которым сегодня мы все располагаем, объяснить невозможно. Вообще, сегодня самая главная проблема — состояние российской экономической мысли: двадцать лет капитализма никак не повлияли на нее, она не исследовала природы наших периодов роста и падения, она даже не удосужилась хотя бы включить в свой диапазон практически применяемого экономического знания ни Хикса, ни Шумпетера, ни Хаберлера, ни полноценного Фридмана, ни Кейнса, ни даже единственную женщину-экономиста Джоан Робинсон — никого из тех экономических мыслителей XX века, которые заложили теоретическую основу управления современным высокотехнологичным хозяйством. Причем не сделала это ни неолиберальная реформаторская школа, ни консервативная. Отсюда и тупик, и страх перед использованием любых новых инструментов экономической политики.
На новом посту Алексей Улюкаев будет подчиняться премьеру и президенту. Масштаб стоящих перед ним задач существенно увеличивается
Фото: АР
Суть достижений экономической теории XX века заключается в том, что экономическая система: а) принципиально циклична, и в этой ее цикличности заложен источник роста богатства народов; б) в основе этой цикличности лежит периодическое масштабное обновление капитала, которое, начавшись в наиболее приспособленных на данный момент секторах, вызывает экономический рост во всей экономической системе . Это означает, что в момент рецессии надо искать те естественно сложившиеся сектора, где существует потенциал масштабного обновления капитала. «Искать» не значит создавать на бюджетные деньги (на это в момент рецессии нет ни времени, ни денег). «Искать» — значит пытаться увидеть в рыночном секторе хозяйства игроков, технологии, рынки, которые готовы к прорыву уже сейчас и под которые надо создавать финансовые инструменты, ускоряющие их развитие. В локальном, всегда частном случае такие общие понятия, как «постиндустриальный мир», «высокие технологии», «тотальная индустриализация», не помогают (на это, в частности, указывал Хаберлер). У нас есть сегодняшний рынок с уникальными для этого времени и этой системы возможностями, которые надо использовать.
Наши экономические правители начинают догадываться, что где-то есть источник роста, который не потребует ни секвестра бюджета, ни роста и без того ужасных по своим размерам налогов. Они говорят, что бизнес должен снижать издержки, нужен рост производительности труда. Некоторые компании уже это делают, и очень успешно. Но для масштабирования процесса снижения издержек необходимо масштабное же обновление капитала, поэтому столько копий ломается именно вокруг денежной — в широкой трактовке этого понятия — политики.