Эксперт по убийствам
Шрифт:
— Вы могли бы рассказать мне про убийцу что-нибудь еще? Хорошо бы, конечно, знать, как его зовут, но меня бы вполне устроил цвет его волос или в чем он был одет.
Спилсбери улыбнулся:
— Вас, несомненно, это разочарует, но преступник — для простоты будем говорить об убийце в мужском роде, — уходя из поезда, не был перепачкан кровью своей жертвы. Возможно, у него на руке и остались, какие-то следы, но настолько незначительные, что никто вокруг их не заметил, поскольку под ногтями у девушки тоже не было следов ни крови, ни кожи. Из-за шока она, наверное, оказалась неспособна сопротивляться, даже если ей и представилась такая возможность. И на булавке только ее следы. Однако есть и приятная новость, — поспешил добавить Спилсбери, заметив, что взгляд Пенроуза становится все более озабоченным. — У жертвы под ногтями и во рту нашли какие-то нитяные волокна, но они не от ее одежды, так что,
Пенроуз заговорил не сразу, обдумывая то, что ему рассказал Спилсбери.
— Мне кажется, есть только две возможные причины, почему преступник подменил орудие убийства. Или использованный им нож был очень уж приметный и, оставив его, он бы выдал себя с головой; или что-то важное кроется в том, чем он решил это орудие подменить. Какую из двух причин выбрали бы вы?
Вопрос был задан инспектором Спилсбери неспроста: он умел подмечать нюансы в преступлении, которые не всегда оказывались замеченными сыщиками.
— Это убийство, вне всякого сомнения, носит личный характер и сработано быстро и эффективно, так что наверняка оно преднамеренное и продуманное. А значит, и орудие убийства было приготовлено заранее, и булавка оставлена умышленно. То есть обстоятельства преступления имеют прямое отношение к жертве; узнайте о ней все, что возможно, и ниточка потянется к убийце.
Пенроуз поблагодарил патологоанатома с несвойственной ему холодностью — вопросов после отчета Спилсбери стало больше, чем ответов.
— Будут новости, я вам сразу сообщу, — сказал на прощание медик. — Желаю вам удачи: похоже, она вам очень понадобится.
ГЛАВА 6
Джозефина уже ждала инспектора, когда автомобиль Пенроуза свернул на Сент-Мартинс-лейн. Заметив напряженное выражение лица, он на мгновение пожалел, что разрешил ей пойти на встречу с близкими Элспет, несомненно, болезненную для всех. Нои дома ей оставаться не резон: она будет убиваться из-за несчастья, в котором, как считает Джозефина, есть доля и ее вины, и вдобавок продолжит волноваться из-за предстоящих столкновений с амбициозным и эгоистичным руководством театра. А если руководствоваться только интересами следствия, то Джозефина в предстоящей беседе с Симмонсами может оказаться очень даже кстати. В разговоре наверняка всплывет немало важной информации, и женщина с приятной внешностью, доверительным голосом и природной любознательностью скорее доберется до сути дела, чем Фоллоуфилд или сам инспектор, тем более что по крайней мере один из опрашиваемых считает ее знаменитостью. Пенроуз уже позвонил Симмонсам и убедился, что они не возражают против присутствия Джозефины, а Фрэнк Симмонс даже заявил, что ее участие намного облегчит для него предстоящий разговор.
За все годы совместной работы с Фоллоуфилдом Пенроуз так для себя и не решил, хорошо ли сержант водит машину. На широких улицах и загородных магистралях такая манера вождения вопросов не вызывала. Но Лондон не изобиловал шикарными автострадами, а сержант, казалось, этого не замечал и мчался по узким улочкам, как по гоночной трассе. Машина с леденящим душу визгом тормозов подлетела к Джозефине, и та едва успела отскочить в сторону.
Арчи поцеловал Джозефину в щеку и отошел в сторону, давая ей сесть в машину. Авто рывком сорвалось с места, и вскоре они с бешеной скоростью помчались по Монмаунт-стрит. С трудом поборов желание закрыть глаза, Джозефина улыбнулась Арчи — своему компаньону на пути к неминуемой гибели — и протянула ему солидный, завернутый в пергаментную бумагу, пакет:
— Снайп велела передать это тебе. Здесь бутерброды с сыром, помидором и соленым огурцом. Она считает,
— Имейте в виду, если она от вас откажется, я ее пущу к себе хоть завтра. Скажите ей об этом, мисс Тэй, когда ее увидите, — заявил с шоферского сиденья Фоллоуфилд, не обращая при этом ни малейшего внимания на светофор, на котором горел красный свет. — Снайп — дамочка что надо, но не всем это дано понять.
— И она о вас, Билл, очень хорошо отзывается, — сказала Джозефина. Снайп вам тоже просила передать бутерброд.
В сержанте Пенроуза восхищало многое, но особенно то, что он никогда, даже в самых трудных обстоятельствах, не унывал. Фоллоуфилд принадлежал к немногочисленному разряду полицейских, которые непоколебимо верили, что правда рано или поздно выйдет наружу. Его оптимизм, несомненно, питаемый любимым и им сыщиками из детективных романов, изобретательность и удачливость которых не знала границ, не раз вселял уверенность в конечном успехе даже склонного к скептицизму Пенроуза. Вот и сегодня, когда он кратко изложил сержанту суть отчета Спилсбери, уверенный, что Фоллоуфилд, как и сам инспектор, будет разочарован отсутствием улик, а особенно ошибкой с орудием убийства, его помощник отнюдь не выглядел расстроенным. Сержант лишь глубокомысленно заметил, что в этой истории есть над чем подумать.
— С самого начала, мисс, это дело напомнило мне одну из ваших книг. — Фоллоуфилд, обращаясь к Джозефине, имел в виду ее детектив, в котором закололи человека, стоявшего в очереди в театральную кассу. — Убийство в оживленном месте, и к тому же очень рискованное. А когда инспектор сказал мне, что убили девушку вовсе не шляпной булавкой, а тонким ножом, я сразу подумал: будем искать даго [13] из вашего романа — со шрамом на левой руке, а правой рукой размахивающего стилетом.
13
Презрительное прозвище итальянцев, испанцев и португальцев. — Примеч. пер.
Несмотря на то что его замечание было шутливым, Джозефина и сама уже заметила это сходство, и ей показалось довольно-таки странной ситуация, когда именно она, хотя и косвенно, но все же причастная к реальному убийству, едет беседовать с семьей убитой девушки в одной машине с полицейским, прототипом придуманного ею инспектора Алана Гранта. Внешнего сходства, правда, между двумя сыщиками не имелось: обаятельный и атлетичный Арчи ничем не напоминал щуплого и неказистого Гранта — разве что оба обладали приятным голосом и элегантно одевались, но что касается их профессионализма и человеческих качеств, тут они оказались на равных. Джозефина хотела, чтобы ее герой был в первую очередь порядочным, неравнодушным к людям полицейским в отличие от сыщиков во многих других детективных романах, которые выглядели автоматами по раскрытию преступлений, и в Пенроузе она нашла то, что искала. Поэтому Грант, как и Арчи, был умен, терпелив и внимателен, он сочувствовал пострадавшим и всегда старался заботиться о них и по долгу службы, и по доброте душевной. Джозефина, правда, приписала Гранту кое-какие собственные увлечения — она, например, отлично ловила внахлест, тогда как Арчи в жизни не держал в руках удочки. Но суть жизненной позиции Гранта — его гуманистическое видение мира, его справедливое отношение к людям вне зависимости от их положения — основывалась на качествах характера, которые привлекали ее в Пенроузе. И тут Джозефина, внимательнее вглядевшись в инспектора, поглощенного сейчас своими мыслями, явно далекими от той шутливой беседы, что велась в салоне машины, вдруг осознала, что за прошедшие пять лет, с тех пор как вышла книга, Арчи сильно изменился. Он даже стал выглядеть как полицейский, а ведь одной из привлекательных черт Гранта было именно то, что он совсем не походил на полицейского.
— Сейчас что-нибудь пишете? — спросил Фоллоуфилд, сворачивая на Хаммерсмит-роуд. Полевой стороне улицы располагалась огромная фабрика «Лайонс», и их окутало запахом шоколада. — Может, эта история вас подстегнет на новый детектив? — добавил сержант с надеждой.
— Вот уж не знаю, Билл. Я ведь тот детективный роман написала на спор. Моя подруга уверяла меня, что человека невозможно убить в толпе, а я настаивала, что запросто. Я взялась написать его за две недели, работала день и ночь, и это меня чуть не убило. Я поклялась, что никогда больше такого не сделаю, но должна признаться: Грант мне самой понравился. Может быть, я о нем еще и напишу, если «Брисена» будет не против.