Экспертиза любви

Степановская Ирина

Пока он вел ее к туалету, у Лены подкашивались ноги. Поочередно — то правая, то левая.

— Справитесь сами?

— Угу.

Витя не ошибся. Приступ тошноты теперь не только попугал, но и вывернул Лену наизнанку. И некоторое время ассистентка кафедры судебной медицины циркулировала между раковиной и унитазом. Очнулась Лена возле холодной влажной металлической трубы канализации, обливаясь потом.

— Боже, я сейчас умру. — Лена закрыла глаза. — Мама! — Кафельные плитки кружились перед ее закрытыми глазами в безумном танце. — Все равно они

не смеют так говорить! — Она стукнула кулаком по трубе и оцарапала руку.

В дверь туалета постучали. Послышался голос Соболевского:

— Вы там в порядке?

Больше всего ей хотелось побыть одной. И в то же время безумно приятно, что он не ушел. Стоит и дожидается, когда она выйдет. А она выйдет? Наверное. Но не сейчас.

Стук в дверь стал отчетливей.

— Одну минуту. — Надо идти. Лена заставила себя встать с унитаза, снова пойти к раковине и умыть лицо холодной водой. Во второй раз за сегодняшний день. Просто привокзальная бродяжка.

Однако в результате всех этих физиологических процессов хмель отступил. Очень захотелось спать. Лена оперлась на край раковины, чтобы посмотреть на себя в маленькое настенное зеркальце. Да уж, красавица. И снова подумалось — уж если в таком виде она смогла кому-то понравиться, значит, это не просто так. И она вдруг улыбнулась себе и подмигнула своему отражению. Попила холодной воды из-под крана и вытерла мокрые руки о джинсы. Маме о ее сегодняшних приключениях лучше не рассказывать.

Она вышла из туалета и встретила вопросительный взгляд Соболевского. Он не ушел. Боже, какой джентльмен. Вдруг открылась дверь из кабинета Хачека, и в коридор вышел Петр Сергеевич. Он был красный, смущенный и одновременно злой. Лена кивнула Соболевскому и направилась к Пете.

— Может, умоетесь? По-моему, вам необходимо освежиться. — Лена сама не поняла, что это с ней творилось.

Ну и нахалка! Игорь Владимирович чуть прищурился при этих словах. Не простая девчонка. Но и забавная.

Петр Сергеевич мрачно смотрел на свою новую ассистентку, но не понимал, что Лена пьяна.

— Подписал он вам все-таки заявления? — чтобы скрыть Ленино состояние, спросил Рябинкина Соболевский.

— Подписал.

У входных дверей несколько раз прозвонил морской колокол. Это за Извековым заехала машина. Его протяжный и тоскливый звук не понравился Лене.

— Будто во времена холеры! — высказалась она.

Витька вышел из комнаты, на ходу завязывая шнурки. Увидев Рябинкина, посмотрел на него снизу вверх.

— Вам на завтрашнее занятие труп оставить?

— А с чем труп?

— Утопление.

— Если свежий — оставить. Если больше двух суток — не надо. Может, еще кого за ночь подвезешь.

Петя до сих пор переживал только что закончившийся разговор с Хачеком. Да, в дурацкое положение он попал. На официальном языке — нарушил трудовую дисциплину. Но все равно, разве это повод так орать? Он должен был заставить Хачека придерживаться в разговоре с ним нормативной лексики. Должен, но не получилось. Однако кто же будет уважать кафедральных после

этого?

— Ах, тебе, видите ли, только свеженькие трупцы подавай? — как будто подслушал их разговор Хачмамедов. Лене пришло в голову, что он — стоящий в проеме своей двери, сейчас похож на веник. Так же растопырился, опираясь на косяки, и так же в разные стороны расходятся у него усы.

— А все гнилье я, что ли, буду вскрывать? — Вид у Хачека был такой, будто он готов разорвать всех на куски. — Нет уж, взял себе ставку, так давай, работай, мать твою… — Хачек напоследок нервно дернул шеей и скрылся назад.

— Не расстраивайся ты, Петь, — сказал Рябинкину Виктор Извеков. — Даже если случай будет несвежим, твои студенты его на всю жизнь запомнят. Особенно как понюхают… — Извеков уже был у выхода, а морской колокол все звенел и звенел. — Во сне им будет это утопление сниться.

— А мне однажды приснилось, — вдруг опять распушил усы веником Хачмамедов, снова появившись в дверях. Он, видимо, так и циркулировал от дверей к окну в своем кабинете для успокоения, — что у нас на Центральной площади на памятнике Ленину повешенный висит. Прямо на его вытянутой руке. И было это еще, между прочим, при советской власти.

— Вот этот сюжет и надо пустить в наш пятый шкаф, — на ухо Рябинкину шепнула Лена и оступилась на вдруг подвернувшейся ноге.

Соболевский сделал шаг вперед и поддержал Лену под руку.

— А не пора уже вашей новой сотруднице домой?

— А ты чего беспокоишься? — ухмыльнулся Хачек. Он был постарше Соболевского и обращался к нему неодинаково: когда на «ты», когда на «вы».

— А я о девушке беспокоюсь, — не смутился Игорь Владимирович. — Вы тут все люди стойкие, а она неважно себя чувствует. Я отвезу ее домой.

— Ну-ну, — почесал затылок Хачмамедов и скрылся в кабинете.

— Я в принципе сам могу ее отвезти, — Рябинкин вдруг почувствовал укол ревности. Не лично по отношению к Лене, а как бы ко всей кафедре, интересы которой он вроде бы, как начальник, должен был представлять.

Соболевский мягко улыбнулся:

— У вас, Петр Сергеевич, насколько я знаю, второго шлема нет. А без шлема на мотоцикле нельзя. Еще милиция остановит. — Он посмотрел Лене прямо в глаза. — Правильно я говорю?

Рябинкин не нашелся что ответить и молча пошел из танатологического отсека. Лена внезапно почувствовала себя отступницей. Нет, в предательстве она замешана никогда не была. Она поспешила за Петей к лестнице.

— Петр Сергеевич, у нас рабочий день на сегодня уже закончился? Или я вам еще нужна? Если нужна — я останусь. — Ей хотелось, чтобы он хотя бы ей улыбнулся. Но Петя буркнул:

— Я вас не задерживаю. Завтра быть на кафедре ровно в восемь. — И, не попрощавшись, ушел в свой кабинет. Лена беспомощно оглянулась. Следом за ней легкой походкой фигуриста, насвистывая, на кафедру поднимался Соболевский.

9

Саша Попов вяло ковырял ложкой в тарелке с грибным супом.