Экспо-58
Шрифт:
— Илинг, 4-99-3, — сказал на том конце провода знакомый голос.
— Тони?
— Да.
— Это я, Томас, Томас Фолей.
— О, Томас, привет! Слушайте, как вас хорошо слышно. Вы в Брюсселе?
— Если бы, старина. Я звоню из Тутинга.
— Из Тутинга? А что вы там делаете?
— Приехал на выходные навестить семью. У меня тут Сильвия и ребенок.
— Неужели тюремные власти мотеля «ЭКСПО» сжалились и отпустили вас?
— Что-то вроде этого. Но расскажите лучше: как вы? Почему вы так неожиданно сорвались с места и уехали?
— Приказ. Вы ведь
— Так вы не возвращаетесь в Брюссель?
— Нет, мой контракт аннулирован. Вернулся домой, и через два дня поехал в Королевскую ассоциацию заполнять кучу бумаг. Вы лучше скажите мне, как там Эмили? Вы с ней виделись?
— Да, как раз вчера. Водил ее на концерт.
— Да вы что? Ну, вы время даром не теряете. Могли хотя бы сделать перерыв для приличия!
— Вы несправедливы. Эмили очень грустит по поводу вашего отъезда.
— Да? Она и впрямь милая девушка. Но у наших отношений не было будущего. Я не собирался срываться за ней в Соединенные Штаты. Тут у нас в Королевской ассоциации взяли новую секретаршу — просто фантастически хороша! Так что уже сегодня вечером веду ее в кино.
— Да ну? Что ж, похоже, что и вы даром время не теряли.
— Ну, вы же меня знаете. У меня с этим просто.
— А я хотел пригласить вас на кружечку пива. Но, похоже, вы будете заняты.
— Да, я весь в радостном ожидании. Я бы хотел с вами повидаться, но вы же понимаете…
— Что ж, будем на связи.
— Обязательно, старина, обязательно.
Томас положил трубку и какое-то время просто молча сидел в полутемном коридоре возле телефона, пока не почувствовал, что кто-то стоит за его спиной. Томас обернулся и увидел свою мать, сжимающую в руках старый кожаный портфель.
— Мы можем поговорить? — спросила миссис Фолей.
— Конечно. А что ты не смотришь веселое представление? Не нравится?
Ничего не ответив, миссис Фолей прошла в гостиную. Мать и сын присели за стол напротив друг друга.
— Твоя жена несчастна, — вдруг сказала миссис Фолей.
Это было так неожиданно, что Томас слегка опешил.
— Она одинока, она тут скучает без тебя, и вот ты приехал ненадолго и все время ее обижаешь. И не спорь, потому что это так. В чем дело? Почему ты так обращаешься с Сильвией?
— Даже не знаю, что тебе ответить. Ничего такого не происходит, просто смена места. Там, на выставке, все по-другому. А тут все так… мелко.
— У тебя появилась другая?
— Нет, не совсем так.
— Что значит «не совсем»? — миссис Фолей накрыла ладонь сына своей рукой. — Томми, я знаю, что ты хороший человек, ты всегда был хорошим человеком. И люди хорошо к тебе относятся. Пожалуйста, не становись как твой отец.
— Не волнуйся, мама. Ты об этом хотела со мной поговорить?
— Нет. Я хочу кое-что тебе показать.
Миссис Фолей защелкала пряжками портфеля. Это был старый портфель, весь в царапинах и темных пятнах. Томасу показалось странным, что он видел его первый раз в жизни.
— Это твой портфель? — спросил он у матери.
— Ну, естественно.
Наконец миссис Фолей выложила на стол немногочисленное содержимое портфеля — горстку писем, открыток и фотографий. Томас потянулся к одной из открыток и взял ее в руки. На картинке было изображено здание в позднеготическом стиле, скорее всего — какой-то собор, украшенный множеством консолей и углубленных ниш со статуями святых. Изначально открытка была черно-белой, но какой-то ретушер раскрасил ее. Открытка была незаполненной, имелась только типографская надпись, гласившая: «Левен, городская ратуша».
— Это очень знаменитая постройка, — сказала миссис Фолей. — Я даже не помню, откуда у нас взялось это фото. В ту ночь, когда мы бежали оттуда, мама наспех собрала некоторые вещи и документы, самое необходимое. Вот, посмотри, — она протянула маленькую, потрескавшуюся от времени черно-белую карточку. — Это дом, в котором я выросла.
Большой сельский дом и ряд хозяйственных построек, на переднем плане — двор. Очень трудно было разглядеть детали, но, кажется, крыша дома была покрыта соломой. На заднем фоне виднелся ряд деревьев. И над всем этим — над деревьями и над крутым скатом крыш — нависало тяжелое серое небо. Судя по ракурсу, фото снимали с корточек. Слева, вдали, виднелся краешек поля и уже едва различимые силуэты двух пасущихся коров.
— Я себе по-другому это представлял, — сказал Томас. — Во всем чувствуется аккуратная хозяйская рука и благополучие.
— Еще бы, — кивнула миссис Фолей, — мой отец был зажиточным человеком и очень хорошо зарабатывал на натуральном хозяйстве. Он усердно трудился, и у него было много наемных работников. На этой фотографии ты не увидишь, — сказала она, проведя рукой по карточке, — но прямо за деревьями — река Дейле. В этом месте она была неширокой — почти что ручей. В детстве мы приходили на берег и играли там. Сейчас я тебе покажу…
Миссис Фолей развернула старую карту, настолько ветхую, что названия на ней уже почти не читались, и прочертила пальцем маршрут вдоль бледно-голубой линии, петлявшей возле центральной линии сгиба:
— Вот, видишь? Это Вийгмаал — в те времена это была совсем небольшая деревушка. Может, сейчас она и разрослась, я не знаю. Именно сюда я ходила в школу. А вот тут был мост — сойдя с него, попадаешь на тропинку вдоль реки. Я тут ходила каждый день — утром в школу, а в полдень — обратно домой. На подходе к дому я сворачивала на тропинку, ходу минут десять, то есть около полумили. Я шла, шла, пока не оказывалась возле вон тех деревьев, вот они на фото, видишь? То были огромные платаны, а за ними начиналось большое поле, оно было такое красивое, особенно летом! Там росло столько луговых лютиков — такие высокие ярко-желтые цветы, они поднимались выше травы. И вот идешь, идешь по этому полю, до самого дома, — палец миссис Фолей остановился возле того места, где карандашом был отмечен крестик. — Вот тут. Тут мы и жили.