Экспонат руками не трогать

Очаковская Мария Анатольевна

– Вставай, вставай, тебе нельзя наклоняться, – и, схватив швабру, Катя принялась вытирать пол.

– И не надо мне помогать, слава богу, еще сама могу себя обслуживать. От вас разве дождешься… вечно то дела, то работа… конечно, все кругом заняты, одна я свободна… и мне делать нечего.

– Да что на тебя нашло? – яростно орудуя шваброй, возмутилась Катя.

– Делать мне нечего… он мне прямо так и заявил… вот ведь как получается, МНЕ ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО.

– Кто он-то?

– Да этот твой, поэтический, из полиции…

– Мой?

– Говорит мне, мол, сначала дочка пришла. Ее, видать, слуховые галлюцинации замучили, а потом еще мать звонит и требует, чтобы ОМОН прислали, потому что кто-то там у них возле участка ссорился… вот ведь все как представил, передернул, с ног на

голову перевернул!

Ситуация прояснилась – разговор с полицейским состоялся, но бдительность Таисии Федоровны тоже была не оценена. Впрочем, выступать со словами «я же тебе говорила» Катя не стала, чтобы не обидеть и без того обиженную маму. Тактичней было поохать, посокрушаться вместе с ней, что, собственно, она и сделала.

11. Северная Персия

Май, 1916 г.

Раскаленный солнечный диск скрылся за облаком. С гор подул ветер, сухой, жаркий, колючий. По желто-бурой истрескавшейся от зноя земле, прыгая на кочках, пронесся перекати-поле. Мучимые жаждой мулы покорно плелись вслед за пешим проводником, который, казалось, совсем не чувствовал усталости. Чуть замедлив шаг, он повернулся к попутчикам, сверкнув крупными белыми зубами, и произнес:

– Ага! [18] Осталось совсем недолго. Деревня должна быть вон за тем холмом с сухим деревом. Там вода, течет ручей, можно напоить мулов.

18

Ага– господин, уважительное обращение(перс.).

– Хоб [19] , – ответил один из путников, почти все его лицо скрывал плотный холщовый плат, из-под которого смотрели яркие голубые глаза.

– Только к неверным в деревню мне идти нельзя. Белый ага должен понять. Заплати мне деньги до того, как мы придем.

– Хоб, хоб, – кивнул всадник и пришпорил мула.

Вот уже пять дней путники двигались по суровой земле провинции Яст, последнему пристанищу последователей Заратуштры. Именно здесь, в труднодоступных горных лощинах, по словам проводника, находились селения зороастрийцев, хранителей одной из самых древних и загадочных религий мира, наследников древних магов. Гонимые властью и официальным исламом, они давно покинули большие города, оберегая свою веру и традиции, уходя все дальше и дальше от людей. Не считая перса-проводника, путников было трое: первого, прекрасно владеющего фарси, звали Петр Иванович Мельгунов, он был инициатором этого путешествия и вел переговоры с проводником, второй, его соотечественник, Григорий Буров, работал в русской миссии в Тикрите, он, как и третий их спутник, французский виконт Жером де Сансир, вызвался сопровождать Мельгунова, как говорится, из любви к путешествиям и приключениям.

19

Хоб– хорошо, согласен(перс.).

– Зачем тебе, белый ага, эти неверные, – возобновил беседу проводник, – они поклоняются огню, бросают умерших гнить на солнце, женятся на своей родне! И ты все равно ищешь с ними встречи. Неужели ты не боишься гнева своих богов?

– Нет, Ахмед, не боюсь. Я давно изучаю этот народ, их обычаи, у них действительно есть много того, что на первый взгляд кажется странным, даже страшным, но есть и то, чему нам с тобой можно и поучиться.

– Я понял тебя, ага, тому, кто хочет постичь истинную мудрость, одной жизни мало…

Меньше чем через час за холмом перед путешественниками открылась узкая зеленая лощина, проход в которую преграждали гигантские валуны, окруженные низкими кустами иссопа. Услышав шум ручья, путники повеселели, а усталые мулы прибавили шагу. Но по-прежнему нигде не было видно никаких следов присутствия человека.

– Так где же деревня? – спешиваясь, спросил голубоглазый.

– Белый ага рассуждает так же, как солдаты, которые по приказу паши преследуют неверных.

Если здесь вода, значит, здесь и деревня. Нет… эти огнепоклонники очень хитрые и никогда не строят дома у воды. Лучше страдать от жажды, чем от плетей паши. Теперь совсем близко.

После тяжелого перехода путники решили устроить короткий привал, распрягли и напоили мулов и, усевшись на траве у ручья, достали нехитрую снедь.

– Скажи, Ахмед, ты правоверный мусульманин и знаешь, где находится деревня зороастрийцев, которых ищут слуги паши. Почему тогда ты…

– Я понимаю тебя, ага. Но доносить на них Ахмед никогда не станет. Да, я мусульманин, и я счастливый человек, у меня есть дом, есть жена, которая, слава Аллаху, родила мне четырех дочерей и одного-единственного сына. Однажды он заболел страшной болезнью – все тело его покрылось черными язвами. Мулла пришел ко мне и велел увезти сына подальше из селения, чтобы от него не заразились другие жители. «Такова воля Аллаха, – сказал он, – твой сын все равно умрет». Я послушался, запряг арбу и повез Абдуллу в горы. По дороге мне встретился незнакомец. Он посмотрел на меня, на Абдуллу, достал из мешка какую-то склянку с лекарством и смазал им тело сына, а потом велел следовать за ним. Мы долго шли, пока не прибыли в какое-то далекое селение. Там три дня и три ночи незнакомец не отходил от моего Абдуллы, прикладывал к его язвам снадобья, поил сына отварами, шептал заклинания, разводил священный огонь. На четвертый день Абдулла выздоровел, и мы вернулись домой. То была деревня магов, и незнакомец, вылечивший моего сына и не попросивший ничего взамен, поклонялся пророку Зороастре. Поэтому я никогда не донесу на них слугам паши. Аллах учит быть благодарным.

– Почему же ты, Ахмед, указываешь дорогу к деревне мне?

– Ты, белый ага, ученый человек, у тебя нет злых мыслей, неверные тебе нужны, чтобы написать о них в ученых книжках.

– Ты настоящий мудрец, Ахмед. Ответь мне, давно ли ты был в деревне огнепоклонников?

– Давно, очень давно. С тех пор мой Абдулла уже вырос.

– Скажи, знает ли об их убежище кто-нибудь еще?

– Может, и знает, но держит рот на замке. Ты ведь не первый белый ага, кто искал туда дорогу.

…Расставшись с Ахмедом, путники прошли еще полчаса, прежде чем за выступом скалы показались первые постройки. Низкие, сложенные из камня, крытые дерном дома – их было не больше дюжины – теснились на небольшом зеленом пятачке у подножия горы, ступенями спускавшейся к лощине. Чуть поодаль, на возвышении располагалась самая внушительная постройка селения, издали напоминающая башню. Стая хищных птиц кружила над ее большой плоской крышей.

– Должно быть, это их святилище. Однако… где же люди? – обратился Мельгунов к своим спутникам и, подняв посох, на конце которого было привязано два лоскута черной и белой материи, помахал им над головой. То был условный знак, по которому мидийцы опознавали тех, кто пришел к ним с миром.

Путешественники прошли еще немного и остановились у сухого дерева, лежащего у дороги, ожидая, что кто-нибудь выйдет им навстречу. Мельгунов то и дело подавал условный знак.

– Есть кто живой? – крикнул он как можно громче. Эхо подхватило его голос и унесло в даль лощины. Над деревней вновь повисла тишина, нарушаемая лишь блеянием пасущихся коз и шумом ветра.

– Они нам не доверяют, боятся, давайте подождем, – произнес Мельгунов.

– Петр Иванович, а не перебьют ли нас тут из боязни? На мой взгляд, мы сильно рискуем, – вглядываясь в безлюдные дома, сказал Буров.

– Положитесь на меня, голубчик, Григорий Сергеевич, я отнюдь не новичок в зороастрийской деревне. Первыми они никогда не нападут.

– Mon Dieu! C’est quoi ca? [20] – в ужасе воскликнул француз, машинально вскинув ружье, и показал на парящую над деревней гигантскую птицу, в клюве которой был зажат предмет, подозрительно напоминающий отрубленную человеческую руку.

20

Боже мой! Что это?(фр.).