Экспресс Токио - Монтана
Шрифт:
— Это слишком поздно. Я хочу говорить с друзьями и родственниками еще при жизни. Позовите директора!
— Здравствуйте, — говорит директор голосом святого Франциска Ассизского.
Я рассказываю, как их служащий заявил, что я не получу телефона до 3009-го, а другой их служащий сказал, что самая ранняя дата это 2564 год.
Я все больше распаляюсь, я несу бред, этот телефон сводит меня с ума. Я говорю директору, что умру за сотни лет до того, как мне проведут телефон, и что мертвые не умеют разговаривать, а даже если
Директор — по крайней мере, он сказал, что он директор, и я вынужден верить — сочувственно слушает.
— Да, — говорит он понимающе. — Я знаю, — добавляет он мягко, как ментоловая конфета. — А кстати, — восклицает он с воодушевлением, — откуда вы звоните сейчас?
— Из телефонной будки, — отвечаю я.
— Там же сильный снег, — говорит он сочувственно. — Вы, наверное, совсем замерзли. Такой холодной зимы не было уже лет сто.
— Замерз, — отвечаю я.
И уже думаю, что мы подружились.
— Нельзя ли мне провести телефон пораньше? — спрашиваю я, умиротворенный эликсиром его доброты. — Мне нужен телефон прямо сейчас, — говорю я, — Вокруг будки собрались люди, им тоже надо звонить. У одного крюк вместо руки, а у юноши по тубе ползают мохнатые муравьи. Наверное, у них мелкие зубки. Я боюсь этих людей, особенно старуху — у нее в руках что-то вроде заточенного зонтика. Когда же мне проведут телефон? — молю я: все мое самоуважение давно улетучилось.
— Поскольку ваш случай особый, — мягко говорит директор, — я ставлю вас на две тысячи триста пятый год и оформляю срочный заказ, чтобы уж наверняка. Но если получится лет на десять раньше или позже, не беспокойтесь. Когда вы будете дома, чтобы мы подключили вам телефон?
Старуха с зонтиком описывает круги вокруг будки. Судя по виду, эта штука одним ударом снесет башку носорогу.
— Что мне делать со старухой? — шепчу я.
— Вы с ней подружитесь, — шепчет он. — Новые знакомства стимулируют. Так когда вы будете дома, давайте назначим точное время?
— Через триста двадцать семь лет? — говорю я.
— С восьми до двенадцати утра или с часу до пяти дня? — продолжает он.
— А если она не захочет со мной дружить? — шепчу я.
— Этого просто не может быть, — шепчет он в ответ. — Вы изумительный человек. Я успел вас полюбить.
Завтрак в Бейруте
Я не всегда этим занимался. Однажды я много путешествовал по миру, и дороги часто приводили меня в Бейрут.
Я полюбил бейрутские завтраки. Рядом с отелем имелся немецкий ресторан, и я каждое утро ел там на завтрак жаркое из маринованного мяса, краснокочанную капусту и горячий картофельный салат. Затем я заказывал рубленый шницель.
Во время завтрака я выпивал три бутылки пива, а на закуску получал кусок яблочного штруделя и стакан шнапса.
Это здорово —
Еще одна монтанская Школа Улетела к Млечному Пути
Все было на месте, кроме школы. Желтые дорожные знаки предупреждали водителей, чтобы те ехали осторожнее, потому что рядом школа.
На знаках силуэты мальчика и девочки с учебниками под мышкой. Знаки придумали специально, чтобы водители ехали осторожно, а ученики этой школы росли ответственными гражданами. Вот только школы не было.
Я думаю обо всех тех, кто едет медленно и осторожно, но не видит никакой школы и удивляется, куда она подевалась, а многие наверняка решают, что просто ее не заметили, сами виноваты как можно просмотреть школу?
Легко, потому что никакой школы нет. Я ездил по той улице на рыбалку в долину, школа была на месте, дети на переменах играли во дворе, а на уроках учились считать и запоминали имя десятого президента Соединенных Штатов.
Два года назад я был занят и не появлялся там две недели, может, месяц, а когда все же поехал, так увлекся предстоявшей рыбалкой, что не обратил на школу внимания. Подразумевалось, что школа на месте, ибо стояла там всегда, а школы не имеют привычки ходить на прогулку.
Тем же вечером я возвращался назад, сумерки подбирались к последней стадии; проезжая мимо, я заметил какие-то перемены, но под гипнозом воспоминаний твердо верил в реальность этой школы и почти видел ее, хотя что-то в ней было не так, — тогда я не понял что.
Какая-то школа стала неправильная — я думал о ней неделю за неделей, но не понимал, в чем дело. Мне не нужно было в те края, и школа оставалась очередной маленькой загадкой моей жизни.
Потом я снова поехал на рыбалку и на этот раз смотрел на школу очень внимательно — ну и, разумеется, ее там не было. Школу унесли — я до сих пор не представляю куда и зачем это понадобилось..
Так вот, дорожные знаки до сих пор призывают водителей к осторожности, поскольку рядом школа. Интересно, почему их не прихватили с собой, когда набирали школу?
Может, забыли про знаки или решили, что они там никому не нужны, а здесь осталось только дело о пропавшей школе. Надеюсь, она все же на этой планете, а не черт знает где.
Четверо восьмидесятилетних
Здесь, в Токио, я читаю книгу о Граучо Марксе. В книге описывается жизнь и мудрость восьмидесятилетнего артиста. Читаю по нескольку страниц. Лежа у себя в номере на кровати, я листаю книгу и читаю о старом Граучо Марксе. В промежутках смотрю в окно на район Токио под названием Синдзюку, залитый светом не хуже Тайме-Сквера. Немножко Граучо и немножко Синдзюку. Они весьма интересно дополняют друг друга и тем перемежают мою токийскую жизнь.