Экспресс в Зурбаган
Шрифт:
— Насчет всех-всех не знаю, — сказал Андрей, — а вот насчет тебя — теперь знаю.
— Как странно, — сказала Рита. — Будто бы кто-то меня выпотрошил и оставил от меня одну лишь мою кожу, и в эту кожу вложил меня другую… И сейчас это я и не я…
— Прекрасной женщиной, — добавил Андрей.
— А ты хотел отправить меня домой, — укоризненно сказала Рита. — Отправил бы — и одной женщиной на свете сейчас было бы меньше…
Потом они спали, и проснулись уже тогда, когда мир укутали вечерние сумерки.
— Единственное,
— Потерпи до утра. Утром тебе будет душ, — сказал Андрей.
— Вправду? — радостно удивилась Рита. — И где же ты его возьмешь?
— А вот увидишь, — улыбнулся Андрей. — Только чур, душ будет холодным.
— Это ничего, — сказала Рита. — Ведь ты меня потом согреешь.
…Ночью они говорили об одиночестве.
Тема одиночества была понятна и близка обоим.
Андрей говорил о том, что можно быть одиноким, даже если ты, по сути, и не одинок, Рита же вначале таких слов не понимала, а затем согласилась, что, наверно, — можно быть одиноким даже и тогда, когда вокруг тебя множество людей. Тут, сделала для себя великий вывод Рита, дело вовсе не в количестве людей вокруг тебя, а в том, какое отношение эти люди имеют к тебе, и какое отношение ты имеешь к ним. Если между тобой и окружающими людьми нет никакого единства — это и есть одиночество.
А затем Рита изнемогала под поцелуями Андрея, и сбивчивым, горячечным шепотом рассказывала ему о том, как в детстве во дворе дома, где она жила, всякий раз после дождя образовывалась огромная лужа, в которой отражалось небо, и как Рита всякий раз боялась ступать в эту лужу, потому что ей казалось, будто она непременно провалится в отраженное в луже небо…
— Я вспотела до самых пяток, — сказала Рита, когда все закончилось. — Я хочу на улицу, чтобы остыть.
Андрей, отодвинул дверь вагончика, и они вышли на улицу.
Кустарник, разросшийся вокруг, шумел таинственными ночными голосами. Вверху сияли безмолвные августовские звезды. Вдалеке высокими голосами перекликались электровозные гудки, им сиплыми голосами вторили гудки тепловозов.
— Наш вагончик… — сказала Рита. — Уехать бы куда-нибудь в этом вагончике… Ехать бы и ехать… и чтобы никаких других пассажиров, кроме нас с тобой, в нем не было. Ведь правда же, нам с тобой не надо никаких попутчиков?
— Конечно, — сказал Андрей. — Зачем нам попутчики?
— Тогда давай уедем прямо сейчас! Прямо сейчас! Что нам делать в этом городе? Здесь — одиночество и бандиты… давай уедем, а?
— Давай, — сказал Андрей. — Только — куда мы поедем?
— Куда-нибудь, — сказала Рита. — Чтобы только далеко-далеко… Ты мужчина, ты и решай. Куда ты меня повезешь, туда я с тобой и поеду.
— Вот как… — сказал Андрей, внимательно глядя на Риту. — Что ж… А давай мы поедем в город Зурбаган.
— А где это — Зурбаган? — полушепотом спросила
— Далеко, — сказал Андрей. — У самого-самого дальнего на свете моря.
— Как здорово, — совсем уже шепотом произнесла Рита. — А кто там живет?
— Хорошие люди. Старые моряки, сошедшие на берег пираты, веселые и беспечные бродяги, щедрые торговцы, прекрасные смуглолицые женщины…
— А море там — какое? — спросила Рита.
— Хорошее, весёлое, — сказал Андрей. — Бескрайнее и теплое. Иногда, когда шторм, оно бывает сердитым, но затем, когда шторм утихает, оно опять становится ласковым и добрым.
— Ура! Поедем в Зурбаган! Поедем туда немедленно! Вот только…
— Что? — спросил Андрей.
— Я вдруг подумала… — сказала Рита. — Вот мы уедем в Зурбаган… и мы обязательно туда приедем… а только — кем я там тебе буду? И — кем будешь ты мне?
— Ты будешь мне там женой, — сказал Андрей, и сам удивился тому, что сказал. — Ты хочешь быть моей женой?
— Я не знаю… — в раздумье сказала Рита. — Я не знаю, что такое жена. Это, наверно, то, что было сейчас между нами?
— И это, и еще многое-многое другое. Впрочем, я и сам не слишком-то знаю, что такое — жена. Хотя у меня и есть жена… как будто бы есть.
— Это хорошо, что и ты не знаешь, — сказала Рита. — Потому что… Мне кажется, что строить на пустом месте намного проще, чем перестраивать то, что уже было построено кем-то и когда-то.
— Наверно, — согласился Андрей.
— Вот видишь, какая я у тебя умная. Я сейчас чувствую себя взрослой-взрослой! Я хочу быть твоей женой. Мы приедем в Зурбаган и поселимся в домике возле самого моря. И ты будешь работать, например, рыбаком, и каждый день уходить в море…
— А ты будешь меня встречать.
— Мы будем тебя ждать ивстречать, — поправила Рита.
— Вы? — удивился Андрей.
— Мы, — сказала Рита. — Я и он… тот, который сейчас у меня внутри. Он еще совсем-совсем крохотный… но я его чувствую… я знаю, что он там.
— Рита…
— У тебя такой испуганный голос… Ты не хочешь, чтобы у нас, когда мы будем жить в Зурбагане, был малыш… наш с тобой малыш? Мы оденем его в матросский костюмчик… и вместе с ним каждый вечер будем встречать тебя на берегу…
— Ну, хорошо… Просто мне кажется, что еще рано говорить о малыше… откуда мы можем это знать?
— Я знаю! — засмеялась Рита. — Я чувствую! Он внутри меня… где-то глубоко-глубоко… но я его все равно чувствую… потому что он — мой и твой… он — частица меня и тебя!
— Как просто у тебя все получается.
— А дети вообще получаются просто! — засмеялась Рита и прижалась к Андрею. — Теперь-то я это знаю! Погоди-ка…
Рита высвободилась из объятий Андрея и подбежала к вагончику. Рядом с ним белел в темноте большой закаменевший кусок извести. Рита подобрала известь и принялась что-то писать на стене вагончика.