Экстаз
Шрифт:
Остановившись в холле перед выходом на улицу, Келл немного напугал ее, когда поднял капюшон ее плаща и плотно натянул его на голову, прикрыв часть лица.
— Зачем? — отпрянув, спросила она.
— Обычно я не требую, чтобы мои гости скрывали лица, — ответил он. — Но вы, мисс Кендрик, особая гостья.
Напоминание о случившемся обожгло ее стыдом, но она постаралась взять себя в руки. Она бросила последний взгляд на внутреннюю часть дома, о пребывании в котором не сможет забыть никогда. Ничего зловещего в нем не было. Наоборот:
Подумав об этом, она не могла не взглянуть на загадочного хозяина всего этого богатства, чья внешность, безусловно, говорит о том, что этот человек — джентльмен. Но если так, отчего он занимается дурно пахнущим делом — содержит игорный дом?.. Нет, он определенно не тот подозрительный тип, к которому можно отнести его брата; не сластолюбивый негодяй и насильник. Благородство у него не только во внешности, но и, видимо, в душе. Иначе он бы по-другому обошелся с ней ночью, а также сегодня утром, когда она чуть не убила его… Воспоминания о ночи не давали покоя… Да, он вел себя совсем не как насильник, скорее как нежный и ласковый любовник…
Однако тут же она заставила себя взглянуть на это с другой стороны. Кто, собственно, такой этот Келл Лассетер и чем заслужил ее особое восхищение? Обыкновенный игрок. Возможно, более ловкий, чем другие приверженцы этой профессии, разбогатевший на своих темных делишках… Да, он спас ее от худших последствий. Но почему он это сделал? Безусловно, чтобы уберечь от тюрьмы брата. Так что это он, Келл Лассетер, должен благодарить ее, если она не даст хода делу. И вообще хватит о нем… Поскорее все забыть…
На улице их ждал закрытый экипаж. Рейвен сказала вознице, куда ехать, Лассетер помог ей сесть.
Она не возразила, когда он уселся рядом, хотя не ожидала этого. Оба молчали.
А ей так хотелось, чтобы кто-нибудь заговорил с ней — о чем угодно, о любых пустяках, — лишь бы отвлечь от мыслей о том, что ожидает ее дома. Какие слова услышит она от деда? А от тетки? Уж та не пожалеет ни ее, ни своего старого больного брата. И главное, то, что они скажут, ничего не изменит: ее будущее исковеркано, изломано. Она оказалась в еще худшем положении, чем ее мать. А она так надеялась перед смертью, что хотя бы у дочери жизнь сложится по-иному. Не сложится…
Дед наверняка отвернется от нее, как отвернулся от собственной дочери. О тетке и говорить нечего: недаром за ней в семье утвердилось прозвище Дракон. Кто же остается? Кто?..
«Мама… Если бы ты была жива…» Рейвен прикрыла глаза, вспоминая последние дни и часы жизни матери — ее изможденное, когда-то красивое лицо истерзала неизлечимая болезнь. Сжимая из последних сил руку дочери, она говорила хриплым шепотом: «Обещай мне, Рейвен… Поклянись, что выйдешь замуж за порядочного и благородного человека, который сможет защитить тебя от всех несчастий в этом мире…» И Рейвен отвечала ей со слезами в голосе: «Обещаю,
Слезы наполнили глаза Рейвен, она не могла сдержать их, а в кармане чужого платья не было носового платка.
Что же она сделала? Нарушила клятву, данную матери, находившейся на смертном одре. И нет никакой возможности исправить положение. Нет даже человека, который бы по-настоящему посочувствовал ей, пожалел, дал совет. Ей некуда идти, не к кому обратиться и, вполне возможно, негде будет жить. Во всяком случае, в Лондоне. В Англии…
— Вот… — услышала она негромкий мужской голос рядом. — Возьмите.
Она взяла платок, который протянул Лассетер, утерла слезы и подавила рвущиеся наружу рыдания, сжав зубы так, что стало больно челюстям. Затем отвернулась к окошку и начала ругать себя за проявленную слабость.
Когда экипаж остановился у дома ее тетки, она уже почти полностью овладела собой и готова была с открытыми глазами и без слез встретиться с тем, что грядет…
— Хочется отложить встречу с ними? — спросил Лассетер.
Он словно прочел ее мысли; в голосе слышалось участие, а не обычная для него ироничность. Темные глаза смотрели с состраданием.
— Да, — ответила она и честно призналась: — Только это бесполезно, потому что исход все равно один.
Она постаралась распрямиться на сиденье и, уже выходя из экипажа, добавила:
— Надежды никакой, но тем не менее поборюсь с Драконом.
— С драконом? У вас есть копье?
Ей было не до шуток.
— Так называют мою тетку, вернее, двоюродную бабку, леди Кэтрин. Она ждет повода для скандала с момента моего прибытия в Англию. И вот наконец дождалась. Будет в полном восторге.
— Хотите сказать, осудит именно вас за то, что произошло?
— Несомненно. Потому что ни с одной молодой, женщиной из тех, с кем она знакома, не происходило и не может произойти ничего подобного, да еще в день бракосочетания.
Сочувственная улыбка слегка тронула его губы.
— Ох, мисс Кендрик, — сказал он, — вы действительно уникальное существо.
Судя по всему, эти слова нужно было расценивать как комплимент.
Рейвен не скрыла удивления, когда, расплатившись с возницей, Лассетер пошел за ней.
— Хочу убедиться, что вы благополучно вошли внутрь, — объяснил он, и она не возражала: сейчас, как никогда, ей нужна была хоть какая-нибудь поддержка.
Они поднимались по ступенькам каменной лестницы, лицо у него искривилось, и она поняла: его беспокоит рана.
— Обопритесь на меня, мистер Лассетер, — сказала она. После некоторого колебания он принял предложение и, опершись на ее плечо, перенес на него часть собственного веса.
— Нужно было все-таки взять палку, — с укором заметила Рейвен. — У моего деда целый набор здесь, в холле. Я выберу для вас одну из них.