Экстаз
Шрифт:
Беседа у них вскоре оборвалась. Рейвен никак не могла заставить себя говорить о клубе, о герцоге, еще о чем-то — все ее мысли сосредоточились на Келле. Неужели он решил не возвращаться в Лондон из-за нее? Потому что не желает ее видеть, поддерживать с ней отношения? Возможно, он вообще подумывает о разводе? Во всяком случае, денег у него на это хватит — так же, как хватило на покупку баронского титула…
Когда Эмма ушла, Рейвен дала волю слезам.
Все!.. Она приняла решение и выполнит его во что бы то ни стало!
А почему нет? Зачем откладывать
Конечно, дед будет недоволен ее решением. Не одобрят его и друзья, но она все равно не передумает.
Куда ехать? Разумеется, на свою истинную родину, на остров Монтсеррат — там у нее остались друзья и знакомые, там тепло разлито в воздухе… и в сердцах.
Но трудность морского путешествия на остров заключалась в том, что плавание было сейчас весьма опасным занятием из-за продолжающейся войны между Англией и Америкой. В пароходных компаниях, куда она обращалась, ей в один голос твердили, что раньше чем через несколько месяцев нечего и думать о билетах на пассажирские суда в Вест-Индию.
К счастью, Люсиан Уиклифф, муж Бринн, приехал в эти дни в Лондон и взялся помочь Рейвен, хотя вначале усердно отговаривал. Только почувствовав меру ее отчаяния, он пообещал устроить ее на одно из торговых судов, которые ходят по этому маршруту под охраной военных кораблей. Отплытие наметили через неделю, чему Рейвен была рада — таким невыносимым стало для нее пребывание в Лондоне в ожидании письма Келла или его приезда. Там, на Карибах, у нее никаких надежд не будет, а значит, не будет и томительного ожидания.
Неделю она потратила на сборы, на письма друзьям. Даже нанесла визит своей брюзгливой тетке, от которой услышала на прощание примерно то, что и ожидала:
— Конечно, что тебе еще остается после всего, что ты натворила. Уезжай и замаливай там свои грехи…
Зато Холфорд, чего она не ожидала, узнав о ее отъезде, посчитал своим долгом приехать попрощаться и еще раз удивил ее, заговорив об Эмме.
— Разумеется, я не смогу сделать ее своей супругой, но она хорошая женщина и нравится мне. Постараюсь, чтобы ей было хорошо под моим покровительством…
И вот все дела были завершены, вещи собраны, письма отправлены. Все, за исключением одного, которое она отложила на последний день перед отъездом. Это письмо, она знала, адресат получит, когда она будет уже в открытом море. Адресатом был Келл. В письме она писала, что согласна на развод, выражала снова свои сожаления по поводу смерти его брата, а также просила извинения за то, что совсем не по собственной вине вовлекла Келла в орбиту своей жизни.
Вечером во вторник, накануне отъезда, она обедала с Бринн и Люсианом, поблагодарила за дружбу и помощь, затем вернулась в свой притихший одинокий дом.
Лежа в постели, она тщетно пыталась уснуть, борясь с мыслями о Келле, отгоняя их и снова начиная думать о нем. Но долго так продолжаться не будет — она забудет его и начнет новую жизнь.
Глава 22
— …Ты уверена, что действительно этого хочешь? — в сотый раз спрашивала Бринн у Рейвен перед отплытием.
Нет, совсем
— Может, стоило подождать ответа Келла на твое письмо? — продолжала Бринн терзать ее и без того истерзанную душу.
Рейвен покачала головой. Обо всем этом она уже думала и передумала в бессонные ночи. И пришла к выводу, что откладывать отъезд нет никакого смысла: если бы Келл имел намерение что-то сказать ей, он уже давно мог это сделать. Значит, им не о чем говорить. Значит, он не хочет и не может простить ей то, что считает ее виной. Пускай косвенной, но все же виной. А она, не осуждая его за это, не хочет и не может видеть в его глазах неизбывную боль. Боль и упрек. Хотя, видит Бог, она ни в чем не виновата. Но что поделать? Он сам сказал, что она напоминает и будет напоминать ему о его собственной вине перед братом. О том, что он предпочел Шону ее, Рейвен. Ее отъезд упростит многое. Во всяком случае, Келлу будет легче заниматься расторжением их брака…
— …Так будет лучше для нас обоих, — произнесла она наконец, отвечая на слова Бринн.
Разговор происходил на пристани, в карете — Бринн было уже совсем трудно ходить. Рейвен положила руку на ее огромный живот.
— Там мальчик, — сказала она. — Я почти уверена. Напиши мне сразу, я буду ждать. Спасибо за все.
Она сглотнула подступивший к горлу комок, поцеловала подругу и открыла дверцу кареты. Невдалеке ее ждал Люсиан, он предложил ей руку и повел туда, где была пришвартована высокая трехмачтовая шхуна, на борту которой их встретил сам капитан. Нэн, горничная Рейвен, была уже внизу, распаковывая и раскладывая вещи в двух отведенных им крошечных каютах, которые станут для них пристанищем на шесть, если не больше, недель путешествия по океану.
Вот распрощался и направился к сходням Люсиан — последнее звено между ней и Англией. Цепочка оборвалась. Подбежав к поручням, она смотрела, как он спускается по трапу, садится в карету… Он помахал ей рукой, и карета уехала.
Только сейчас Рейвен почувствовала, как ей холодно. Она плотнее запахнулась в плащ. Но оторваться от перил не могла и стояла, глядя неизвестно куда, а мартовский ветер пробирал ее насквозь.
— …Леди Фрейн, — услышала она голос капитана, — будет лучше, если вы спуститесь вниз. Через полчаса мы отчаливаем. Команда сейчас начнет ставить паруса.
Чтобы не мешать матросам, она пошла в каюту, где, к ее радости, стояла горящая жаровня и можно было согреться. Но внутренний холод оставался.
Она сняла плащ, перчатки, шляпу. Прилегла на узкую койку, закрыла глаза.
Любовь, припомнила она вдруг слова матери, — это экстаз, наслаждение, исступление. Но это и мука, терзание, маета… Мама много времени проводила за книгами — слова были явно оттуда, немного высокопарные, но какие верные!
И еще подумала она, что всю жизнь, пусть и не слишком долгую, стеснялась той правды, которую выложил ей злобный отчим, — что она внебрачный ребенок. Стеснялась, мучилась из-за этого и втайне осуждала свою мать.