Экстр
Шрифт:
Тогда Данло пришел в движение. Он, можно сказать, летел над замерзшими реками информации, то и дело снижаясь, как снежная сова, преследующая увертливого птенца китикеша. Буквы нараинского алфавита – всего тридцать одна, – соединенные в пары и в десятки, мелькали перед его внутренним взором, как миллионы ярких ракушек вдоль линии прилива. Снижаясь и читая, он пронесся над полем биологической истории. Ему страстно хотелось издать торжествующий крик и схватить когтями какой-нибудь факт, какой-нибудь ключ, способный привести его к средству против чумного вируса. Но ничего такого ему не попадалось. Он прошел сквозь много окон
Нельзя говорить, что такой-то информации не существует, пока не откроешь все окна и не прочешешь все массивы с тщательностью китикеша, ищущего в снегу червей, – но Данло с каждый ссылкой на этиологию чумного вируса все больше убеждался, что нараинов эта страшная болезнь поставила в тупик точно так же, как биологов Ордена.
Возможно, какой-нибудь подпольный вирусолог и записал где-нибудь, как влияет совокупность таких-то лекарств на вирус, внедрившийся в геном человека. Возможно, это знание и завалялось в каком-нибудь потайном кармане, на какой-нибудь дальней делянке большого Поля. Если так, то Данло мог посвятить поиску годы и все равно ничего не найти. Даже мастер-библиотекарь вряд ли сумел бы раскопать нечто подобное.
После долгого полета над ледяными горами информации Данло осознал это и прекратил поиск. Прекратил и сел отдохнуть на ветке дерева решений, высоко над сверкающими полями и покрытыми льдом ручьями.
“А, вот вы где, пилот”.
Голос, звучащий в голове у Данло, был всего лишь компьютерной симуляцией, не имеющей отношения к работе сердца и легких Изаса Леля, но легкое придыхание создавало иллюзию, что Изас Лель запыхался, следуя за Данло в его диком полете.
“Вы заблудились? Мне показалось, что вы идете сквозь окна просто так, наугад”.
“Нет… я не заблудился”.
“Вы уверены? Невозможно считывать информацию с такой скоростью”.
“Если вашему народу средство от чумы известно, то я его не нашел”.
Данло рассказал, в каких массивах вел поиск, и, кажется, убедил Изаса Леля в том, что не потерял ориентации.
“Вы удивляете меня, пилот. В вашем Ордене все такие талантливые информатики?” “Многие”.
“Похоже, нам есть чему у вас поучиться”.
“Это правда. А нам есть чему поучиться у вас”.
“Можно только надеяться. Вы еще не общались с нашим народом, не говоря уж о Трансцендентальных Единствах. Не хотите ли оставить информационные массивы и познакомиться с нашей подлинной жизнью?” “Не сейчас. Если можно, я хотел бы узнать еще кое-что”.
Сказав (или подумав) это, Данло соскочил с ветки и снова заскользил над Полем, выхватывая лакомые кусочки там и тут, как морской ястреб, ловящий рыбу в океане. Порой он в поисках мудрости нырял довольно глубоко в нараинскую поэзию или эсхатологию, и мечта нараинского народа немного приоткрылась ему. Для нараинов Бог был не только трансцендентальной реальностью, существующей где-то во вселенной, но и живой силой, излившейся во вселенную в момент своего рождения. Их целью было воссоздать Бога из этой космической стихии; в этом они видели себя партнерами Эде, более того – архитекторами его божественной сущности. Каким именно образом нараины надеялись воссоздать Бога Эде, Данло
“Пилот?” Данло обогатился и другими знаниями. Особый интерес вызвал у него “Оредоло” – эпос, повествующий об исходе нараинов с Таннахилла. А также один детский стишок. А еще – Данло откопал это в одном из фантастических массивов – картина Известных Звезд, сделанная на Ивиенденхалле близ горячего голубрго гиганта, где нараины остановились двести лет назад перед путешествием к Новому Алюмиту. Из этих трех источников Данло, как он надеялся, почерпнул всю информацию, необходимую для установления координат звезд Таннахилла: Он готов был запечатлеть эту информацию в своей памяти с помощью внутреннего зрительного поля, где имелись все краски от кобальта до киновари. Он видел перед собой эти звезды – а потом картина сменилась яркой вспышкой, как будто одна из звезд превратилась в сверхновую.
“Пилот!” Теперь его окутывал сплошной мрак. Поле сделалось темным, как космос у Старого Морбио. Данло понял, что контакт прерван и что его выкинули из Поля, как пчелы выкидывают из улья осу. Он открыл глаза и оказался в столь же темном зале собраний. Голограмма Эде на полу несла свой дозор, как мать, ожидающая сына с войны. Мерцалевый купол светился тусклым оранжевым заревом, как будто солнце наконец-то зашло, и трансценденталы сидели полукругом в своих роботах. У всех, кроме Изаса Леля, глаза были закрыты; их крнтакт с Полем, очевидно, не прерывался. Но Изас Лель смотрел на Данло с трепетом человека, в первый раз увидевшего скутари.
– Да вы просто гений, пилот, – сказал он.
– Я почти поймал это. Эти звезды на расстоянии многих световых лет. Еще момент и…
– Вы обещали мне не входить в астрономические массивы – и сдержали слово, верно?
– Да.
– Где же вы тогда нашли эту проекцию?
Данло рассказал о забытом фантастическом массиве и о своем намерении восстановить звездную карту по трем источникам.
– Это не запретная информация – просто спрятанная, – сказал он в заключение.
– Не запретная, а спрятанная – это надо запомнить.
– Извините меня.
– За что? Вы своего слова не нарушали.
– Я придерживался буквы, но не духа.
Глаза Изаса Леля прямо-таки вспыхнули в полумраке зала.
– Странный вы человек, Данло ви Соли Рингесс. Жесткий к себе самому.
– Правда есть правда.
– Внутренне жесткий.
– Как же иначе?
– Мало ли как. К себе можно относиться по-разному – и к другим тоже, как вы скоро увидите.
– Что вы имеете в виду?
– Когда мы вернемся в Поле, вы увидите, как много людей питает к вам теплые чувства.
– Вы разрешите мне вернуться туда? Правда?
– Решение уже принято. Только не надо больше исследовать информационные массивы, хорошо?
Данло помолчал и сказал: – Хорошо.
– Вот и прекрасно. Почему бы нам тогда не отправиться в ассоциативное пространство? Вам будет полезно пообщаться с нашим народом перед встречей с Трансцендентальными Единствами.
– Как скажете, – улыбнулся Данло.
В зале снова сделалось совершенно темно, и Данло снова вошел в Поле, но теперь его встретил там не свет и не горы информации, а голоса. Очень много голосов – может быть, миллиард. Они вопили, орали и детонировали, сливаясь в сплошной рев, – такой звук могла бы издавать толпа, собравшаяся на каком-нибудь огромном катке.