Экстрасенс там. Дилогия

Мелешкин Максим

– Впечатляет.

– Тебе надо быть готовым терпеть боль, всем естеством стремиться стать совершеннее, тогда будут результаты. Меня отец начал учить с семи лет. Сам он тренировался всю жизнь.

– Я понял. У меня есть мотивация стать самым лучшим. Хина, не знаешь, может, кто-то комнату сдаёт где-то недалеко? – вставая из-за стола, спросил я.

– Знаю. Тётя Лира сдаёт, на соседней улице, пять минут пешком идти. Эван, ты один жить собираешься? Извини, а где твои родители?

– Там сложная история получилась, я тебе потом как-нибудь расскажу.

Могу завтра с утра прийти на тренировку?

– Конечно, завтра в восемь. Тебя устроит?

– Да, вполне. Объясни, где тётю Лиру искать.

Мы распрощались, и я отправился искать жильё. Перейдя улицу, прошёлся до первого перекрёстка, свернул и вышел на нужную мне улочку. Дома тут были старые, но за ними следили, и было почище, чем на улице с банугаем. Гуляли пожилые люди, тут и там бегали дети, спешили по своим делам взрослые. Заметил компанию пацанов лет по двенадцать, которые на углу с подворотней кидали ножики в землю. На вид типичные раздолбаи с бандитскими наклонностями.

Нужный мне дом выделялся на фоне остальных. Первый этаж, как везде, каменный, а выше - деревянный каркас, заполненный глиной с соломой, поштукатуренный и покрашенный бледно-жёлтой краской. Красивая крыша, покрытая камышом. На окнах симпатичные кованые подставки для цветов.

Рядом с дверью стояла кованая лавочка, на которой сидела старушка. По описанию Хины, это и была тётя Лира. Невысокая полненькая женщина с седыми волосами, уложенными в аккуратную причёску.

– Добрый вечер. Тётя Лира? Меня зовут Эван. Я от Хины, она сказала, что вы сдаёте комнату.

– Добрый, молодой человек. Чем же ты так Хине не угодил, что она тебя сюда отправила?

– А что не так? – я насторожился.

– Как говорят соседи, нехорошее место. Как умер мой дед, так всё и началось. Шорохи по всему дому, вещи пропадают, стучит кто-то в стенах, ночью страшно, спасу нет.

– Хм, а вы бы магов позвали.

– Звала уж два раза. Только деньги взяли и ничего не сделали. Один стену испортил, кнутом огненным перечертил два раза. Зачем, спрашивается? И продать дом не могу, никто не хочет в нём жить.

– Что, так страшно?

– Не могу уже. Живу на улице перед домом. А когда зима придёт, что делать буду?

– А я не боюсь. Сдадите комнату? – мысли, кто это буянит, у меня были.

– Живи так, может быть, вдвоём не так страшно будет, – махнула она рукой, совершенно не веря в сказанное. – Всё равно убежишь завтра отсюда. Не ты первый.

Мелькнула у меня мысль по дешёвке выкупить этот дом у старушки, но отбросил, нехорошо наживаться на чужом горе. Пойдём посмотрим, кто это так безобразничает. Я вошёл в дом вслед за тётей.

На первом этаже было не прибрано, пыльно, вещи валялись, паутина болталась в углах, клубки шерсти катались по полу. На кухне бардак был похлеще, хоть не воняло, остальное поправимо.

– Ты не смотри, что грязно. Я убиралась вначале, но наутро опять пыль, паутина, как будто развешивает кто-то специально. Я и перестала.

Я почувствовал взгляд в спину. Обернулся. В проходе стоял домовой, но неправильный,

страшный. Волосы длинные, немытые, нечёсаные, торчат грязными сосульками в стороны. Борода торчком. Голый по пояс. Штаны, оторванные по колено и грязные, как будто полы ими мыли, а потом надели. Глаза горят красными угольками, уставился на меня, смотрит ненавидяще. На голове какая-то шишка чёрная торчит, как желе, время от времени дёргается и переливается. Вот это я нашёл себе комнату на постой.

Периферийным зрением увидел, как тётя Лира за сердце схватилась и бочком к стенке попятилась. Угу, не видит, но чувствует источник страха.

– Пой-дём… Эван, на улицу, – заикаясь, сказал женщина.

– Вы идите, тётя Лира. Я осмотрюсь. Можно?

Она только судорожно кивнула и выскочила в другой проход. Секунды через три я услышал, как захлопнулась входная дверь.

– И кто ты такой? – спросил я, напитывая тело духовной энергией.

– Больно! Беги! – прогудел домовой и метнулся по стене в сторону печки.

Я заметил, как на его голове чёрная шишка ещё больше завибрировала. Не в ней ли проблема? Лоа схватил кастрюлю и, не останавливаясь, метнул в меня. Адреналин уже бушевал в моей крови, поэтому кастрюля медленно пролетела мимо меня и врезалась в стену, поскакав по полу. Дух повторил фокус со сковородкой, на ходу схватил большой кухонный нож и метнулся с ним на потолок, оставляя тёмные пятна на побеленной поверхности. Естественно, сковородка пролетела также мимо меня. Но в этот раз врезалась в окно и, разбив стекло, вылетела во двор. Как я буду объясняться с тётей Лирой? Сейчас, домовой, я тебя вылечу или успокою навеки.

Лоа, пробежав по потолку до середины комнаты, прыгнул на меня сверху, выставив лезвие перед собой. Я сбил оружие левой рукой в сторону, но домовой успел повернуть нож режущей кромкой, и мне по коже проехалось остро отточенное лезвие. Правой рукой, открытой ладонью я ткнул в грудь домового. Лоа отлетел к шкафу, стукнулся об него и, выронив нож, схватился руками за грудь. Я прыгнул к нему, схватил нежно за шею, помня гнома в трактире и оторванное ухо. Правой рукой взял желе на голове домового и оторвал его. Лоа обмяк, закатил глаза и вырубился. Аккуратно положив духа на пол, стал рассматривать то, что трепыхалось в правой руке.

Мерзкое создание извивалось всем телом. Щупальца внизу шевелились и угрожающе топорщились в сторону моего лица. В чёрном тельце плавали какие-то сгустки и одна хрень, похожая на глаз. Это что, квит? Таких я ещё не видел, и домовой, кажется, не рассказывал ни о чём подобном. Он был размером с детский мяч. Из пальца я вытянул иголку из энергии духа и стал тыкать в эту мерзость, пока не попал в глаз. С каждой новой дыркой в теле квит становился тише и дёргался не так угрожающе. После последнего удара щупальца повисли, он обмяк и через минуту распался на энергию, которая хлопьями полетела к полу. Я подхватил их руками, сколько смог, и положил на бесчувственного домового. Энергия впиталась в лоа, и он зашевелился, открыл глаза, сел, опершись спиной на стену.