Эквиполь инженера Шилина
Шрифт:
– Да ведь ты говорил, у него права отняли?
– И права отняли. Представляешь?! Мало им, что в тюрьму пацана спроворили, так ещё и права у него отняли!
– А за что?
– Контрабанду в пьяном виде вёз. Ты на чём ехать-то собираешься?
– Есть у меня на чём ехать…
Боб уже несколько дней жил у Лиды. Хоть и негодяй был её бывший муж, бывший главный инженер их института Воффка Мартьянов, а всё ж таки двухкомнатную квартиру ей с дочерью оставил. Правда, при встречах всегда намекал, что это, де, несправедливо. Но съехать пока не предлагал.
Лида бывала в Польше, и Боб подкатился
– Контрабанда! – сказала она умирающим голосом. – Незаконный переход границы! Ты сошёл с ума.
– Да будет тебе! – беспечно ответил он. – Хосе, приятель Кармен, дезертировал из армии и стал контрабандистом. Так про него оперу сочинили!
– Ну, и чем хорошим это кончилось? – спросила она, и тут они были вынуждены оставить этот разговор, потому что в комнату ворвалась её дочка, Катя. Появление в доме мужчины сильно ускорило её умственное развитие; теперь их было трое, и она могла тренироваться в науке выстраивания отношений в группе. Сегодня она постигала, как грамотно стравливать людей между собой в свою пользу, а потому вбежала с сердитым воплем:
– Дядя Боря, мама не хочет пришить пуговицу на моей куртке! Скажите ей!
– А ты? – усмехнулся он. – Ты хочешь пришить пуговицу на твоей куртке?
– Как это? – оскорбилась она.
– А так. Берёшь иголку, нитку, пуговицу и куртку и совмещаешь их всех в одной точке пространства…
– Но, дядя Боря! Мне пуговицы всегда мама пришивает!
– Не «всегда», а «до сих пор», Катя.
– А я не умею…
– А я научу…
2.
…Чёрт бы побрал эти карты! На них всё так понятно: вот кружочки, означающие города и сёла; вот названия. Но в натуре-то, когда летишь над поверхностью земли, ни кружочков, ни названий! Да к тому же Боб основной свой рывок совершал ночью. Летел на высоте тридцати метров над какими-то болотами, и твёрдо знал, что под ним – Белоруссия. А потом чего-то вдруг засомневался. Темнотища, глаз коли. Была уже граница, или нет? Сколько он уже пролетел?.. Спидометр-то автомобильный ничего здесь, в воздухе, не показывает!
Когда посветлело, обнаружил, что уже не иначе, как пол-Польши промахнул. Надо вернуться чуть назад, но это уже следующей ночью.
Дал круг диаметром километров в пять, срисовал в блокнотик названия сёл на дорожных табличках, – и в лесок. Встал среди густых кустов, затаился. Определился по карте: вот где я, вот где автокладбище, вот в каком направлении лететь. Скучно стало; включил тихонечко радио, достал сумку с продуктами: колбаса, яйца варёные, курочка копчёная, огурцы, помидоры – всё Лида приготовила своими заботливыми руками. Взгрустнулось…
Пока летел, о жене думал, о Настьке. Толян много выболтал такого, о чём Боб даже не догадывался. То судиться она собиралась, чтоб квартиру его себе оставить, то просто так, без суда Боба выгнать, а замки сменить… Чтобы потом квартиру сдавать и жить на эти деньги. К ворожее ходила, змея, порчу на Боба напускала. Даже уголовников каких-то
А Толяну было Боба по-мужски жалко.
– Бабы сложные существа, трудно их понять, – рассуждал Толян. – Я ей говорю: ты же и так уже мужику подлянку сделала, к другому ушла. Радуйся! Нет, мало ей…
Лес, пробиваемый насквозь солнечными лучами, был полон птичьего свиста, тяжёлого шороха листвы и веток, жужжания невидимой летучей мелочи. Но вдруг Боб уловил в этом шуме нечто новое, не очень в его ситуации приятное: звонкие детские голоса. Быстро выключил радио, присмотрелся сквозь ветки: да, несколько ребятишек с ведёрками и корзинками идут, шарят в траве перед собой палками, перекрикиваются… Грибы ищут? Что ж, удачи, главное, чтоб они его не нашли.
Нашли! Совсем не там, куда он смотрел, а сбоку раздался крик изумления. Маленький мальчик вышел прямо на «Москвич». Остальные подняли головы, увидели застывшего перед кустами пацана и двинулись к нему, пока не собрались все вокруг схорона. Боб улыбнулся, показал им пакет кефира: дескать, не бойтесь, детишки, я просто кефир пью, привал тут у меня… Может, оно бы и обошлось, но ему пришло в голову, что хорошо бы подать голос, и он произнёс всемирное детское приветствие: «Хай!» – и кто его знает, почему – может, польские дети этого приветствия не знают, а может, звук получился слишком громкий и грубый – но они, не сговариваясь, с криками рванули обратно, да так, что треск пошёл.
Ну, что за невезуха!
Боб включил эквиполь, поднялся на два метра и направил машину куда подальше. Лавировать среди стволов деревьев было трудно, скоро у него занемела кисть руки, которой он ворочал джойстиком туда-сюда. Перелетев речку, нашёл заросшую густой крапивой поляну и, забившись в неё поглубже, стал сверять карту с положением солнца на небе. Потом вспомнил о мусоре: он в тех кустах, где его нашли юные следопыты, бросил куриные кости и шкурки от колбасы. Ну, ничего. Определить по куриным костям, откуда он прилетел, невозможно, тем более что курица наверняка была голландская. А колбаса – краковская, и на её колбасной шкурке надпись латиницей.
И Боб успокоился.
Ранним утром следующего дня он нашёл искомое кладбище автомобилей, брошенных избалованными пребыванием в ЕС поляками. Приземлился в самом дальнем закоулке, достал выданные ему Толяном фотографии и список, вытащил инструменты и принялся за работу. Многого из списка не было; кое-какие особо красивые блестяшечки брал впрок. В общем, часам к одиннадцати набил багажник и то отделение, где в его «Москвиче» когда-то был двигатель. Карданный вал от «Киа» и молдинги разместил на крыше.
Первых людей, занятых сходным делом, заметил, уже начав заполнять салон.
И тут к нему подошёл настолько типичный качок, что Боб сразу понял: «смотрящий».
– Ты откуда взялся, тютя? – закричал тот издали.
– Я тут с утра, – ответил Боб.
– С какого «утра»! Тут заперто было! Ты плату внёс?
– Плату?
– Да, да, плату, пень, – качок подошёл вплотную и постучал костяшками пальцев Бобу по лбу.
Боб отшатнулся.
– Я плату не вносил, я в первый раз тут.
– В первый раз двойная.