Экзамен для гуманоидов
Шрифт:
— Не верь ему, Санечка, — с трудом прошептала Лена вслух. — Я успела закрыть брешь почти вовремя, поэтому он просто слаб и пытается добиться от тебя еще одного отключения поля, тогда он проникнет на борт в полной мере и завладеет вами. А пока, стоит выйти в нормальную Вселенную, и он исчезнет, растворится в мировом хаосе без следа…
«Что скажешь на это, дорогой Порядок?» — мысленно спросил я, но не получив ответа, усмехнулся.
А мысль он подал верную. Остановить личное время.
— Паша, неси ее в «красную зону»! Аля беги вперед, настрой свободный «саркофаг»!
— Она умирает, Александр Николаевич, — тихо
— Выполнять! — свирепо оскалясь, приказал я и, чтобы избежать дальнейших пререканий, отвернулся.
Муза была права, когда говорила, что нам лучше прервать полет, теперь это стало предельно ясно. Жаль, что слишком поздно. Не так уж я непогрешим, как мне того хотелось.
— Сомов, командуй, черт возьми! — крикнул я генералу. — Надо выходить из этого пространства или нам крышка!
— Сомов спит, господин академик, — неожиданно заявил сидящий на выступе защитного кожуха «искривителя» генерал. — Командуете экипажем только вы.
Я зло посмотрел на диверсанта и вдруг понял, что он сказал чистую правду. Вот почему этот тип, так похожий на генерала, предпочитал не вмешиваться в управление «Ермаком». Он не знал, как им управлять! Или опасался, что выдаст себя, сказав что-нибудь, не характерное для настоящего Сомова. Седьмой диверсант. Но, кто же он? Ладно, позже разберемся.
— Вот что, бойцы, проверьте, не остался ли кто-нибудь из моей ударной группы в живых, и перенесите их в анабиозные камеры. Туда же загоните всех бодрствующих и укладывайтесь сами. Мы начинаем выход в нормальный мир, чтобы окончательно пристукнуть Абсолютный Порядок. Ваше бодрствование в такой ответственный момент чревато новой бойней. Вдруг он станет сопротивляться и насылать на нас эти чертовы наваждения?
— Так-то оно так… — покачал головой «Сомов».
— Опасаетесь моей мести? — я злорадно улыбнулся. — Правильно делаете. Однако я буду разбираться не с вами, а с Министерством Обороны, и вы мне понадобитесь в качестве свидетелей.
— А если мы не подчинимся и просто отвернем вам сейчас голову? — насмешливо спросил лейтенант.
— Тогда наблюдающий за этим из рубки пилот откроет ремонтный шлюз и в машинном отделении воцарится вакуум, — в тон ему ответил я. — Могу вас заверить, что для приборов эта процедура почти безвредна, а для нас с вами — наоборот. На корабль проник враг, не мой или ваш, а всеобщий, и раз мы не смогли удержать цитадель, то придется ее штурмовать. Парадокс понятен? Кто из нас будет писать историю, мы разберемся позже, а сейчас главное — выиграть войну. Обещаю, что бодрствовать буду только я, и всякая самодеятельность со стороны моих пилотов вам не грозит.
— Хорошо, но улягутся мои ребята в «саркофаги» одновременно с экипажем, — решил «Сомов», и трое его подручных кивнули. — А вот я, пожалуй, останусь с вами. Не в рубке или машинном отделении, но все-таки — бодрствуя.
— Не самый лучший вариант, конечно, но что с вами поделаешь? Я согласен… — мне стало отчетливо понятно, что этого парня не переспорить.
Пусть пока бодрствует, может быть, прояснится его роль в сложившейся на корабле ситуации и загадочное сходство с Сомовым.
— Предлагаю вам взять на себя переговоры с оставшимися за решеткой уголовниками. Убедите их улечься в камеры и оставайтесь в зоне «черного списка». Я прикажу переключить
«Сомов» немного подумал и кивнул. Отлично. Просто прекрасно. И весьма убедительно доказывает, что этот тип точно не генерал. Более того, он даже не из ВКС. Потому что любому пилоту известно: первейшая из мер предосторожности в этом отсеке «Ермака» вовсе не решетка, а система подачи в воздухопровод усыпляющего газа.
Закончив настройку управляющего компьютера на выход в родную Вселенную и перетащив свалившегося после короткой газовой атаки «генерала» в свободный «саркофаг», я еще раз прошелся вдоль рядов анабиозных камер и, убедившись, что все достаточно крепко уснули, набрал на консоли Пашиного «гроба» код побудки. Мне страшно хотелось расспросить его, на каком же языке разговаривала Муза и что означает их внезапно всплывшая связь. От нетерпения я отбивал ногой несложный такт. До пробуждения пилота оставалось минут пятнадцать. Каким-то уголком сознания я интенсивно молился, чтобы за это время ничего не произошло. Возможно, Порядок был слаб, но он был здесь, и встречаться с ним один на один мне почему-то не улыбалось.
«Наконец-то нам никто не мешает», — вопреки моим молитвам пришла чужая мысль.
«Я не настроен на беседы», — недружелюбно подумал я, оглядываясь.
«Почему вы всегда пытаетесь разглядеть собеседника, разве десятки лет существования телефона не приучили вас к тому, что можно разговаривать ни с кем?»
«Разговаривать, а не обмениваться мыслями», — возразил я, проигрывая право не отвечать.
— Нет проблем, давайте поговорим вслух, — голос Порядка зазвучал отовсюду.
— Нет проблем, — храбрясь, согласился я, — если вы к тому же примете какую-нибудь конкретную форму.
Голос не ответил. В затянувшейся паузе я отчетливо услышал звуки шаркающих шагов. Кто это? Неужели мы кого-то пропустили, когда отсортировывали раненых от погибших?
Шаги приблизились, и я услышал хриплое дыхание. Из коридора, ведущего к двигательному отсеку, появился… Мартынов. Он медленно вошел в помещение, сделал несколько шагов к стоящему у стены креслу и тяжело опустился в него, уставившись мутными неподвижными глазами на меня. Когда он входил, я успел разглядеть, что его бритый затылок, шею и голую спину украшают натуральные трупные пятна, а запекшаяся вокруг круглой дырочки во лбу кровь резко оттеняется бледно-желтой кожей, не оставляя никаких сомнений в том, что его смертный приговор приведен в исполнение. Однако грудь мертвеца, наполняясь воздухом, приподнялась, и он хрипло произнес:
— Так лучше?
— Нормально, только слишком много банальной мистики, — да и противно, что уж скрывать, до чертиков.
Больше всего меня раздражало то, что Порядок заставлял труп старательно «дышать».
— Это не только мистика, это еще и небольшая демонстрация силы. Вам тут внушали, что я слабоват без поддержки извне, так вот, я могу поднять всех упокоившихся и приказать им все, что угодно…
— Очень страшно, — с сочувствием отозвался я. — Вам бы к психиатру обратиться. Понятно, столько времени провести в одиночестве, да еще там, где этого самого времени нет вовсе… Вам, наверное, его всегда жутко не хватало, простите за каламбур.