Экзамен
Шрифт:
– От него же мокрого места не останется, – сказала Клара. – Может собака уйти от поезда?
– По обе стороны путей есть узкие тротуары. Пойдем, это наш.
Они сошли с лестницы, прошли мимо дежурного, который со шваброй наготове не отрывал глаз от пса. Поезд быстро приближался и, подходя к платформе, дал свисток. Клара с Хуаном глядели на пса: животное не трогалось с места, безучастное ко всему, только чуть подрагивала голова. Дежурный кинулся к нему и хрястнул шваброй поперек туловища; он хорошо рассчитал: пес рухнул на рельсы за секунду до того, как поезд промчался по ним, и псиный вой, как и крик Клары, потонул в визге тормозов и лязге
V
– Смотрите.
Продавец Лопес с видом энтомолога демонстрировал вырезку из газеты «Ла Насьон».
«Население предупреждают, что до результатов анализов, которые в настоящее время проводятся Министерством общественного здоровья, —
Он читал и прищелкивал языком, внутренне осуждая,
откашливался, —
не следует употреблять в пищу грибы, появившиеся вчера вечером, в очень небольших количествах, в столице».
– Ну, сеньор, это уже конец света.
– Что – грибы или то, что их нельзя есть? – спросил Андрес со вздохом.
– То, как об этом сообщают. Лицемерие, сеньор Фава, – вот как я это называю. Лицемерие. Пудрят людям мозги. Как будто кто-то собирался есть эту пакость.
Он загадочно понизил голос. Знаками он пригласил Андреса (старый продавец – старый клиент) за высокую пирамиду продукции издательств «Сантьяго Руэда», «Акме», «Лосада» и «Эмесе». Согнулся, разглядывая что-то на нижней пустой полке. Потом выпрямился, торжествующе сопя и оглянувшись по сторонам с невинным видом, и знаком предложил Андресу наклониться и поглядеть. В глубине полки слабо фосфоресцировали серебристые грибочки. Андрес оглядел их с интересом, такие он видел в первый раз.
– От этой грязной сырости, – сказал продавец Лопес. – Пусть рассказывают сказки, я-то знаю, что к чему. В жизни не помню такой жары и такой жуткой сырости.
– Верно, – сказал Андрес. – Липкая к тому же, как Рахманинов. Однако не верю, что эти грибы…
– Верьте, сеньор Фава. Это от сырости началось, от сырости. Я говорю сеньору Гомаре: надо что-то делать. Смотрите, как книга покоробилась, на что это похоже…
Андрес взял в руки том под названием «Радуга», книга была мягкой и пахла жиром.
– Никогда не думал, что книга может гнить, как человек, – сказал он.
– Ну уж… – Продавец, похоже, был шокирован, – гнить —
есть же слова, вполне пристойные,
обозначающие то же самое,
но эта молодежь, как она любит —
просто для эпатажа, только и всего —
Андрес расхаживал по просторному залу в нижнем этаже книжного магазина «Атенео». «Студенческие годы, – думал он, вытирая ладони, – мои жалкие песо, бумажки по пять песо… А здесь все, как тогда. Какую книгу я купил первой? Не помню —
но не помнить – все равно что убить, предать. В один прекрасный день я пришел сюда, вошел в эту дверь, нашел продавца, попросил книгу —
а теперь не помню, какую».
Прислонившись к красноватой колонне из словарей Касареса, он закрыл глаза. Постарался вспомнить. Голова закружилась, и он открыл глаза. Тихонько стал насвистывать:
It's easy to rememberbut so hard to forget [72] .Но одно из своих первых посещений вспомнил: он купил тогда Эсхила, Софокла, Феокрита, выпущенных в Валенсии издательством «Прометей» по одному песо за книжку, —
72
Но
а вот забыть – непросто (англ.).
а разве не Бласко Ибаньес вел эту серию?
а еще (в другой раз) «Портрет Дориана Грея» в серии «Новая библиотека». Ему вспомнились магазины старой книги, где книги продавались на вес. Там он купил О'Нила, «Двадцать стихотворений о любви», «Сыновья и любовники». И оттуда – сразу в кафе («Официант, пожалуйста, чашку кофе и нож»), разрезать книги, предвкушая удовольствие; какое счастье! Дни были высокими, а нужда только помогала счастью.
«Вкус, аромат сигарет, – подумал он. – И тень деревьев на площади». Он взял книгу из стопки, положил обратно. Каждую минуту приходилось вытирать руки. Он поднял глаза и увидел служащих, ходивших на втором этаже вдоль перил; они походили на насекомых, один насвистывал «Песню Сольвейг». «Вот бестия», – подумал Андрес с нежностью. В «Атенео» он зашел купить последнюю книгу Рикардо Молинари; входя, он остановился в дверях, глядя на шествовавших мимо членов организации «Восемьдесят женщин». Первая несла странный плакат – некоторые газеты уже обсудили его – что-то насчет Сивилловых пророчеств и призывы вступать в их ряды, —
НЕ ТЕРЯЯ НИ ДНЯ,
ИБО И ОДИН ДЕНЬ МОЖЕТ ПОГУБИТЬ ТЕБЯ,
О, ЖЕНЩИНА,
СЕСТРА ВОСЬМИДЕСЯТИ,
КОТОРЫЕ МОЛЯТСЯ, МОЛЯТСЯ —
и все это под музыку, под бешеный треск пластмассовых кастаньет,
О, ЖЕНЩИНА —
а с грузовика, на котором были установлены репродукторы, заунывно вещала прозелитка.
«Очищение, – подумал Андрес, глядя на них. – Чего они боятся, какие знамения разгадывают…» Процессия ненадолго остановилась и потом затерялась, уйдя вверх по улице Флорида. Когда Андрес вошел в «Атенео» (было четыре часа пополудни), еще один грузовик быстро проехал мимо, выкрикивая в усилитель официальное сообщение, в котором упоминались грибы.
– Какая жара, Фава, – сказал Артуро Планес из-за стопки книг серии «Колексьон Аустраль». – Как поживаешь, старик?
– Да ничего. Вот слушаю, что говорят.
– Говорят еще и не такое, – сказал Артуро, протягивая ему большую красную руку, по которой струился пот. – Я сыт по горло разговорами. Ты-то, кажется, живешь не в центре, а мы тут…
– Представляю. Быть продавцом на улице Флорида —
да уж – кошмар, да и только —
– К тому же – продавцом книг, это так скучно, – пожаловался Артуро. – Хорошо хоть в последние дни У нас есть чем развлечься. Ты не поверишь, но на втором этаже —
(он давился от смеха, поглядывая наверх) —
че, потрясающе —
там, наверху, знаешь, притащили. Сказали, мол, – с брачком, что-то в этом роде. И вот с позавчерашнего дня, как поднялся северный ветер…
– И что они делают? – спросил Андрес, рассеянно поглаживая томик рассказов Луиса Сернуды, и вспомнил:
Какой тебе прок от лета,соловей, на снегу застывший,коль жизненный краткий путьне даст свершиться мечтаньям?