Экзамен

Соболев Леонид Сергеевич

Но палуба продолжала вибрировать под ногами длительно и плавно. Миноносец весь трясся в могучем усилии турбин удержать его губительное стремление назад. Белосельский понял, что в машине приняли свои меры, и уже больше для порядка провел ручки до отказа вперед и поставил

их на "стоп".

– Наложить стопора!
– скомандовал он боцману и тут же вспомнил, что забыл скомандовать на корму: "Подать кормовые".

Миноносец стоял между другими, клубясь паром, фыркая и отдуваясь, как горячая лошадь. Белосельский снял фуражку и вытер лоб. Портнов отошел от штурвала и улыбнулся впервые за эти десять минут.

– Вы, товарищ Белосельский, не глядите, что так, - сказал он.
– Для первого разу оно тик-в-тик... Слушает носовой мостик, - перебил он себя, снимая телефон.
– Есть передать трубку старшему помощнику!

– Слушаю, - сказал Белосельский.

В трубке раздался задорный и веселый голос штурмана:

– Кормовые поданы, трап поставлен!

– Как, и трап?
– удивился Белосельский.

– И трап, - подтвердил голос.
– Аким Иванович, дозвольте неофициально... Как же его не подать, когда без малого в Петровском парке были... Лихо швартовитесь, ей-богу! Всю стенку буруном залило, и приборки не надо - чисто, как на палубе!
– Трубка фыркнула, и приглушенный голос добавил.
– Докладаю: командир корабля смылись с корабля, замечено расстройство чувств и...

– Ну, хватит, - перебил Белосельский.
– Слушайте, штурманец, я тоже неофициально...

Черт вас там разберет, с чего вы так, но спасибо...

– Здрасьте, а за что?

– Ну, за Портнова... и вообще...

– А... кушайте на здоровье, старый должок отдаю...

Белосельский повесил трубку, пошел к трапу, но остановился. Вниз идти не хотелось: мостик, штурвал, телеграф, самый запах (дымом и немного краской), стоявший на мостике, стали необычайно дороги и близки. И даже не хотелось думать ни о командире, ни о комиссаре. Он скомандовал: "Подвахтенные вниз" и опять вернулся к телеграфу, навсегда вошедшему в его жизнь холодным прикосновением медных своих ручек.

Так его нашел на мостике механик Луковский.

– Ну, Аким Иваныч, - сказал он, обтирая пальцы обстрижкой, - хорошо, что ты штурмана подослал, а то бы дров наделали...

– Я его не подсылал, - сказал Белосельский удивленно.

– Ну? А он скатился в кочегарку, отозвал меня, "Сыпь, говорит, Петрович, в машину и гляди в оба. Чичас "Жореса" долбать начнем. Стой в люке и сам соображай, куда твою машинку крутить, вперед аль назад: там твой академик влип..."

Белосельский задумался.

– Это не балаган, Петрович, - сказал он серьезно.
– Что ж, поглядим... Вот что. Тут ты, да Портнов, да я - вроде как бюро... Ставлю вопрос о комиссаре. Он знал, что командир выкинул?

– Знал, - сказал Луковский.
– Я сейчас тебе об этом расскажу, Аким Иваныч.

1937