Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
Я стянул жакет и помахал рукой наблюдавшему за мной Валентину. Убедился, что тот заметил условный знак, сложил одежду прямо на мостовую и, уверенно распахнув двери, ввалился в кабак.
И без того звучавшие вразнобой голоса при моем появлении на миг осеклись, но занимавшие несколько дальних столов крепкие парни тут же затянули песню с новой силой. Я спокойно прошествовал к стойке, оглядел полупустой зал – завсегдатаи явно позже собираются, а морячки точно залетные, – и с силой прихлопнул к липким доскам серебряный реал:
– Чего
– Ракия?
Кабатчик наполнил рюмку прозрачным напитком и передвинул ее ко мне. Я выпил, будто жидкого огня заглотнул, и кивнул:
– Наливай!
Хозяин забрал серебряную монету, без спешки рассмотрел и выставил на стойку вытянутый графинчик мутного стекла. Прихватив ракию, я зашагал к столу, за которым в полном одиночестве заливал горе Трехпалый.
Был капитан, по словам моих подельников, невысоким, смуглым и лысоватым с узкой щеточкой седых волос над верхней губой. Таким он и оказался. Разве что лицо не смуглое, а скорее желтушно-нездоровое. Ну да попробуй целую декаду крепкое пойло глушить, еще не таким станешь.
– Не припомню, чтобы приглашал кого-то за стол! – с вызовом уставился на меня Иоанн Ксис, когда я плюхнулся на скамью рядом с ним.
– Разве нет? – хмыкнул я, отметив, что графин капитана едва-едва начат. Вовремя подошел.
– Да, бес тебя дери! – рявкнул капитан, но его возглас потерялся в шуме затянувших новую песню моряков.
– Господин Ксис, разве мы не договаривались с вами о встрече?
– О чем ты еще толкуешь?
Трехпалый попытался отодвинуться, но я левой рукой ухватил его за брючный ремень и легонько кольнул в бок ножом.
– Ты чего? – обмер капитан и по лицу его покатились крупные капли пота. – Нет денег, нет! В долг наливают…
– Мне не деньги нужны, мне поговорить надо.
– Поговорить? – Иоанн обвел мутным взглядом помещение кабака, облизнул пересохшие губы и неожиданно зло просипел: – Да стоит мне только крикнуть – и тебя на куски порвут!
– В самом деле? – Я ткнул ножом сильнее, и острие рассекло кожу. – И кто тебя здесь услышит? Только пикни – загоню перо в бок и спокойно уйду, а ты сдохнешь. И никто не подойдет даже, так и так решат, будто опять до полусмерти упился.
– Чего тебе надо? – побледнел капитан, сообразив, что компании морячков и в самом деле сейчас не до него.
– Поговорить.
– Говори. – Трехпалый замахнул рюмку ракии, скривился и дрожащей рукой налил по новой.
– Притормози. – Я отодвинул графин на другой край стола и спросил: – Кто тебя подрядил бочонки в море вылавливать?
– А тебе зачем? – Лицо капитана враз осунулось и явственно побледнело. Даже желтизна куда-то пропала. – И какие еще бочонки?
– Известно, какие. Сам нешто не знаешь?
– Пошел ты! – выругался Ксис и дохнул на меня застарелым перегаром: – Ничего не знаю!
– Раньше срока в Бездну собрался? Сейчас зарежу и уйду, а подумают не на меня, на твоих подельников подумают.
– А если собрался? Может, ты
– Ты выпить хочешь. А я тебе мешаю. Ответь, кто тебя нанял, и пей сколько влезет.
Капитан с тоской посмотрел на графинчик, тяжело вздохнул и покачал головой:
– Ничего я тебе не скажу.
– Да ну?
– Ты не знаешь, с кем связываешься. Это страшные люди.
– Я в любом случае их найду. С твоей помощью или без – не имеет значения.
– Зачем тебе?
– Хочу войти в дело.
– Перережь сам себе глотку, меньше мучиться будешь! – хрипло рассмеялся Трехпалый, и его начала бить крупная дрожь.
– За меня не переживай, о себе побеспокойся лучше. Подумай, каково это – когда тебе в бок нож загоняют. Ты ведь не сразу помрешь, для начала помучаешься пару деньков. Глотку – это легко, а вот так, чтоб кишки загнили…
– Мне в любом случае конец…
– Не имею привычки выдавать своих осведомителей.
– Они выпытают…
Я перехватил жадный взгляд, брошенный капитаном на графинчик с ракией, и понял, что пора ставить вопрос ребром:
– Выбирай – помрешь прямо сейчас или получишь возможность выпить. А там, глядишь, и обойдется. Но сразу предупреждаю – обманешь, найду и на лоскуты порежу.
Встреться мы позже, успей Трехпалый как следует принять на грудь да прогнать похмельную маету, он бы полез в драку. Но сейчас – с больной головой, трясущимися руками и пересохшей глоткой Иоанн Ксис мог думать лишь о выпивке. Замахнуть рюмашку и ощутить, как вновь начинает оживать измученное многодневной пьянкой тело, – вот и все, чего он хотел.
Жить с похмелья страшно, но умирать с похмелья и вовсе невыносимо. Особенно когда на столе стоит почти не начатый графин…
И Трехпалый сдался, он как-то весь обмяк и будто против воли прохрипел:
– Поговори с Костасом Хидисом. Это законник с Устричного переулка, что на Полуночном холме. – И ухватив рюмку, капитан опрокинул в себя ракию.
Посидел с закрытыми глазами, блаженно перевел дух, и я тут же налил ему еще одну. А потом, не давая передышки, следующую.
Когда уходил, выкушавший без закуски оба графинчика Трехпалый мирно посапывал на столе, подложив под голову руки. До утра капитан в себя точно не придет, а к этому времени я успею проверить, не навешал ли он мне лапши на уши. Не получится законника в конторе застать, домой к нему заглянем, мы не гордые.
Спрятав нож, я убрался из «Святого копья», вдохнул полной грудью теплый воздух и почувствовал, как задергался левый мизинец.
Бесы, опять!
Раздраженно махнув рукой, я забрал у подскочившего Валентина жакет с кепкой и, свернув их, сунул под мышку.
– Ну? – выдохнул усач.
– Полуночный холм, Устричный переулок, некий законник Костас Хидис.
– Не слышал о таком. – Дрозд потер шрам на шее. – Что делать будем?
– Проводите меня туда.
– А дальше?
– Подстрахуете, пока беседовать буду.