Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
Есть! Клюнуло!
Заперев за собой дверь, я поднялся на второй этаж и прошел в спальню. Скинул плащ, повалился на кровать и постарался расслабиться, но сон не шел. Вроде еле ноги волочу, глаза слипаются, а не тут-то было. Не могу уснуть, и все тут. Еще и от засевшей в груди льдины холодом веет.
А в голове одна-единственная мысль: «Смогу ли?»
Выгорит или придется хлебнуть лиха?
Страшно…
Поворочавшись с полчаса, я поднялся, прямо из горлышка хлебнул полынной настойки и походил по комнате, тщетно пытаясь хоть немного успокоиться. Прислонился лбом к затянутому изморозью
Нервы, это все нервы. Нервы и давящая потусторонней тяжестью скверна.
Плохо мне.
Вот уже и сердечко прихватывать начало. И в глаза будто песка сыпанули…
Боюсь, утро выжатой тряпкой встречу. А ведь еще работать.
Но как заснуть, когда тебя всего едва ли не наизнанку выворачивает?!
Выругавшись, я остановился у прикрытого застиранным полотенцем зеркала, отдернул пыльную тряпку и с усмешкой глянул на собственное отражение.
Глянул на себя, а увидел Бездну. Пустоту. Ничто.
В голове зашумело, из неведомой дали зазвучали смутно различимые голоса, и моя физиономия понемногу начала расплываться в бесформенное серое пятно. А стоило моргнуть – и вот уже из зазеркалья смотрит чужое лицо.
Бесполое, и более того – не принадлежащее живому существу. С пронизывающим насквозь взглядом пустых – будто прорези в маске – глаз.
– Иди ко мне, – шепнула Бездна.
Заточенные в душе бесы рванули, забурлившая скверна обожгла невыносимым холодом, и я невольно качнулся вперед.
– Иду, – выдохнул в ответ и со всего маху шибанул по зеркалу кулаком.
Острые осколки сыпанули на пол, я ухватил рамку и швырнул ее в противоположную стену. Дробя подошвами хрупкие стекляшки, прошелся по комнате и рассмеялся:
– Иди ко мне? Разбежался!
В крови бурлил азарт, сомнения и страхи сгинули без следа.
По краешку прошелся, по самому краешку!
И, пока не схлынула лихая бесшабашность, я открылся и позволил выплеснуться из себя коловшей лютым морозом скверне. Потусторонняя сила заструилась по особняку, и немедленно послышались странные шорохи, скрипы и гудение в трубах. Кожа заледенела, волосы встали дыбом, но с души будто тяжкий камень свалился. Сразу стало легче дышать, а сердце перестало замирать перед каждым ударом. И пусть избавился не от всей скверны, засевшая в грудине ледяная глыба растаяла и перестала изводить своим холодом.
Хорошо-то как!
Понемногу успокаиваясь, я прошелся по темным коридорам, прислушался к раздававшимся в пустых комнатах шорохам. Вернулся в спальню, развалился на кровати, но из-за бурлившего в крови азарта вновь не сумел сомкнуть глаз. Тогда набулькал полный стакан сонной настойки, одним махом влил в себя и вернулся в постель. Какое-то время просто лежал, с трудом удерживаясь, чтобы не начать ворочаться, а потом как-то незаметно провалился в странное забытье.
Задремал – и прекрасно осознавал это. Не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, зато слышал каждый скрип, каждый шорох. И как под утро взломали входную дверь, тоже не пропустил. Еще успел во сне порадоваться оправдавшимся расчетам и – проснулся.
Удивившись
Скинул камзол, расстегнул пару верхних пуговиц рубахи и с тяжелым сердцем покинул спальню. Спустился по лестнице, прошел в темную гостиную и хмыкнул:
– Еще слишком рано для дружеского визита, не находите?
Подручный Высшего – тот, что с круглым лицом и толстыми пальцами, – поднялся из кресла и спокойно улыбнулся:
– Извините великодушно, господин Март, не хотели беспокоить.
Сопровождали его двое. Парень с легким арбалетом настороженно поглядывал на меня из дальнего угла; вооруженный кинжалом крепыш перекрыл входную дверь.
– Чем обязан? – как ни в чем не бывало поинтересовался я.
Шпик поднял кулак и выставил указательный палец:
– Серебряный ларец. Это раз, – заявил он и присоединил к указательному персту средний. – Сын Ричарда Йорка. Это два.
Как-то слишком быстро они про ребенка узнали!
Я досадливо поморщился и спросил:
– Вот как? А что же ваш хозяин сам не пожаловал?
– При личной встрече спросите.
– Спрошу. Непременно спрошу, – усмехнулся я, прислушиваясь к колебаниям заполонившей особняк скверны. Уловил некую неправильность и выстрелил наугад: – В эти тела вас вселил Жнец? Или уже новый хозяин озаботился?
– Ларец. Ребенок, – услышал в ответ.
На одутловатом лице не отразилось ни тени эмоций, но вопрос, без всякого сомнения, попал точно в цель.
– Вам известно, кто такой Раймонд Фуко? – задал другой вопрос.
– Не заговаривай нам зубы! – нахмурился круглолицый. – Где ларец и ребенок?
– Выходит, не знаете, – усмехнулся я и разом выплеснул вовне остатки хранившейся в душе скверны.
«Скверна может размыть границы между реальностью и потусторонним», – писал Раймонд Фуко и был абсолютно прав. Очертания мебели смазались, комната приобрела дополнительную глубину, и я сорвался с места.
За спиной щелкнула тетива арбалета, а резко подавшийся вперед шпик стремительно выбросил навстречу крепко сжатый кулак, но тщетно – меня в гостиной уже не было.
Скверна размыла грань между мирами, и я скользнул в потустороннее. Скользнул – и пронесся над самой Бездной. Враз накатило головокружение, словно вверх тормашками оказался, только вместо звездного неба под ногами была мерцавшая холодными точками бесов Пустота. Как не провалился в нее – не знаю.
Но не провалился и вынырнул уже за спиной круглолицего. С разворота полоснул его по спине ножом, и тонкий изогнутый клинок легко распорол кожаный камзол. Оставившее глубокую рану острие окрасилось кровью, я стряхнул багровые капли, и прямо в воздухе их поглотило возникшее в комнате ничто. Вырвавшиеся из Бездны бесы, подобно стае голодных акул, накинулись на раненого человека, нисколько не смущаясь тем, что душой подранка владеет их собрат.