'Эль Гуахиро' - шахматист (книга 1)
Шрифт:
Рамиро невольно приподнял верхнюю губу и с шумом втянул через зубы воздух - в характеристике, составленной руководством спецшколы, значилась эта его привычка как признак высшего нервного напряжения, - а в сознании пробежало: "Аве Мария Пурисима! И пяти минут не пробыл... Не успел и подышать всласть. Так вот они во всем! Великие, а такую мелочь... Теперь расхлебывай"...
– Ты где работаешь?
– В институте.
– У Рамиро заломило зубы - удостоверение еще лежало в непромокаемом пакете в плавках.
– Каком это?
– Тот, кто подошел первым, проверял действие предохранителя.
– Океанологии, - медленно процедил
– О!
Сердце Рамиро екнуло.
– Я тоже из Академии наук, - продолжал первый.
– Работаю в секретариате президента, капитана Нуньеса Хименеса. Он сам заядлый рыбак и отличный охотник. Бывает часто за границей. Вот у кого набор ружей! Есть испанский воздушный комплект "Марес" - подарок Фиделя. Они и вместе иногда охотятся.
– Фидель любит бывать у нас в институте.
– Рамиро почувствовал, что ноги вновь становятся осязаемыми.
– К нам приходит разное иностранное оборудование. Ну и род нашей работы... Мы без ружей редко уходим под воду. Мало ли что?
– И тебе приходилось охотиться с Фиделем?
– Мне лично - нет, - Рамиро понимал, что затевается длинный разговор, - а вот мой приятель не раз выходил с ним в море. И в тот день, когда они приезжали сюда, на мыс Икакос. Ну, когда Фидель охотился с чемпионами мира Педро Гомесом, Хосе Рейесом и Эверто Гонсалесом. Вы слышали об этом?
– Мой сосед, Фико - он профессиональный ныряльщик, - тоже был с ними...
– И видел, как Фидель за целый день не уступил ни одному из чемпионов?
– Рамиро вновь был доволен собой.
– Чико, что ты говоришь? Да если бы... Так ведь они могли стрелять до следующего утра. Фидель силен, как лошадь, сам понимаешь, и не хотел быть хуже. Они дважды поднимались на борт, и оказывалось, что у ребят на одну-две рыбины больше. Фидель говорил, что еще рано возвращаться, и все снова лезли в воду. Пока Рейес не сообразил и не подмигнул ребятам, и Фидель вышел вперед...
– Да чего ты мелешь? Фидель сам не отличный охотник, что ли? Ты видел, какие у него ружья?
– Рамиро перехватывал инициативу в разговоре.
– Ты, может, будешь настаивать?
– Нет, конечно... я хотел только сказать, что он азартен. А так... Ну что, он превосходный охотник. А этот "чампион" казенный?
– Нет!
– Рамиро внутренне содрогнулся, словно черт дернул его за язык.
– То... есть... Вообще-то оно мое, но было казенным...
– Ага! Ну, ладно. Ты извини, мы пойдем купаться.
– И оба незнакомца отошли к своим вещам.
Рамиро стал собирать подводное снаряжение, складывать в лежавшую рядом объемистую сумку. Натянул на себя одежду и заметил, как большеголовый быстро поднялся и зашагал к дому Дюпона. "Час от часу не легче! Что у него - море в доме? Или пошел принимать ванну? Вот когда надо уходить!"
Рамиро подозвал к себе мальчишек, гонявших по пляжу, и, к их великой радости, раздал им свой улов. Прихватил ружье с поплавком и куканом в одну, а сумку в другую руку и зашагал прочь от пляжа.
– Послушай, чико, - услышал Рамиро, сделавший не более пяти шагов, слова того, кто так интересовался его ружьем.
– Ты не очень спешишь? Погоди немного. Сейчас возвратится мой брат.
– Зачем?
– И в ту самую секунду Рамиро увидел, как от площадки трехэтажного особняка Дюпона к пляжу торопится большеголовый, а рядом человек в форме "верде оливо"1, очень чем-то схожий с падре Селестино, священником ближайшего к финке "Делисиас"
1 Оливково-зеленая военная форма служащих всех родов вооруженных сил и Министерства внутренних дел Кубы.
Рамиро ощутил холодок - он возник где-то между лопаток и, неприятно обжигая, побежал вниз. И тут же ему почудилось, что он слышит падре Селестино. "Ибо, - был глас, - снова ты узришь меня, и я возвещу тебе грядущее и открою тайну спасения..." Явись мне, - говорил падре, - Господь, и возвести то, что обещал... возвестить... Помню, господи Иисусе Христе, как ты рек, что должно мне приять такие же, как Иову, испытания. Но теперь вижу, что мои страдания тяжелее его: у Иова ведь оставалась жена его, и друзья, и отеческая земля, услада для глаз. Я же лишен всего этого, нищ, сир, без отчизны, без крова, потерял друзей..."
Военный с пистолетом на боку и большеголовый приближались, а голос священника продолжал:
"Совсем не оставь меня, человеколюбец, призри на уста мои и на сердце мое, дай в терпении и благодарности прожить остаток дней и так обрести покой от множества моих утеснений, ибо ты благословен вовеки", - набатом отдавали в висках слова из легенды о мученичестве святого Евстафия.
"Океанолог" остановился. Бежать было некуда, да и как было бежать? Одна надежда на чудо, и он раздельно, от упадка сил, неуверенности, охватившей его помимо воли, тихо произнес:
– А что мне твой брат? Я его ни о чем не просил...
– Да он пошел за деньгами. Продай, я хочу купить твое ружье. Да вот и они идут!
– Нет!
– вскричал Рамиро.
– У тебя не все дома! Послушай, что за идея! Ты что придумал?
– Рамиро искренне возмущался.
– Тоже мне! Продай ему ружье, а я, с чем я буду охотиться? Да и не нужны мне твои деньги. Извини, я опаздываю на автобус.
– И Рамиро, приветливо махнув рукой, стал неторопливо удаляться от пляжа в сторону, где должна быть автобусная остановка. "Черт его возьми! Вот напасть! Худо им, если увидят что новое, сразу бросаются, как на фортуну".
– Погодите, - остановил его большеголовый юноша.
– Я все сказал! Не продаю!
– Рамиро обрел уверенность, а подошедший военный уже говорил:
– Норберто, таких денег у меня при себе нет! Если поедем в Варадеро, там я смогу достать...
– Чего уж теперь, раз ружье не продается.
А в ушах его звучало: "Да будет ему слава, честь, сила, величие и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь!" Слова эти как прилетели, так и отлетели куда-то в небытие, словно уносимые ветром, и Рамиро еле их различал. Все вытеснила одна мысль: удержать ноги, сделать так, чтобы они не торопились, чтобы против его сознания не заспешили.