Элантрис
Шрифт:
– В каком смысле «никогда не пройдут»? – поразился ювелир.
– Мы живем в Элантрисе, – объяснил принц. – Наши раны не заживают.
– Хочешь убедиться на примере, мастер? – с готовностью вставил Галладон. – Я могу устроить. Коло?
Мастер побелел и перевел взгляд на Раодена.
– Кажется, я ему не нравлюсь, – прошептал он.
– Чепуха, – уверенно отозвался Раоден. Он обнял Мареша за плечи и повернул спиной к ухмыляющемуся дьюлу. – Он так выражает симпатию.
– Как скажете, господин…
Раоден задумался.
– Называй меня Дух, – решил принц, выбрав для прозвища
– Господин Дух, – Мареш прищурился, – кажется, я вас где-то видел.
– Мы никогда не встречались. А теперь вернемся к ботинкам…
– Они должны подходить по размеру идеально, не жать и не натирать, я понял.
– Я знаю, что задача трудная. Если твоего умения недостаточно…
– Моего умения хватит на все, – прервал ювелир. – Я берусь за работу, господин Дух.
– Прекрасно.
– Они не уходят, – послышался сзади голос Галла-дона.
Раоден повернулся к дьюлу:
– Какая разница? У нас нет никаких срочных дел. Если подумать, здесь, на крыше, довольно приятно, можно посидеть и насладиться покоем.
Зловещий раскат прокатился по завешенному облаками небу, и на принца упала капля дождя.
– Потрясающе, – проворчал Галладон. – Нет слов, как я наслаждаюсь подобным отдыхом.
Глава восьмая
Сарин решила отклонить дядино приглашение перебираться к ним. Как бы ни хотелось ей побыть с семьей, она боялась потерять свое положение при дворе. Двор открывал доступ к жизненно важным новостям: арелонская знать ежедневно извергала фонтан сплетен и интриг. Если принцессе суждено помериться силами с Хратеном, лучше держать руку на пульсе событий.
Так что на следующий день после встречи с Киином она обзавелась мольбертом и установила его посередине тронного зала.
– Что, во имя Доми, ты себе позволяешь, девчонка! – закричал король, войдя поутру в зал.
Позади его величества жалась группка испуганных придворных.
Сарин с деланым удивлением подняла взгляд от холста.
– Я рисую, отец. – В доказательство она взмахнула кистью и украсила лицо советника обороны россыпью красных капель.
Йадон вздохнул.
– Я вижу, что ты рисуешь. Почему ты делаешь это здесь?
– О, – в голосе Сарин звучала сама невинность, – я копирую ваши картины, отец. Я просто без ума от них!
– Ты копируешь мои?.. – Лицо Йадона вытянулось в недоумении. – Но…
С гордой улыбкой Сарин повернула холст и указала королю на рисунок, отдаленно напоминающий букет цветов.
– Ради Доми! – проревел король. – Рисуй, если хочешь! Только не посреди моего тронного зала!
Сарин распахнула глаза, поморгала, передвинула мольберт и стул к колонне в углу, уселась и продолжила водить кистью по холсту.
Йадон застонал.
– Я не это… А, Доми все подери! На тебя не стоит и силы тратить.
Король развернулся, протопал к трону и велел секретарю объявлять первое дело: ссору между двумя дворянами по поводу собственности.
Эйш повис рядом с мольбертом и прошептал:
– Я уж думал, что он велит выставить вас из зала, госпожа.
Сарин с довольной улыбкой покачала головой.
– Йадон очень вспыльчив, и его легко разозлить. Чем
– Я начинаю недоумевать, как он вообще сумел занять трон, – заметил сеон.
– Хороший вопрос. Возможно, мы его недооцениваем. Из него получился плохой король, но он явно был отличным коммерсантом. Для него я – лишняя статья расхода. Он получил договор, так что во мне нет дальнейшей нужды.
– Вы не убедили меня, госпожа. Он недостаточно дальновиден, чтобы удержать трон надолго.
– Подозреваю, что он его скоро потеряет. Сдается мне, что джьерн прибыл в Каи с целью этому посодействовать.
– Разумный довод. – Эйш подлетел к картине и некоторое время рассматривал хромые линии и размытые пятна. – У вас начинает получаться.
– Не утешай меня.
– Нет, правда, ваше высочество. В начале вашего увлечения живописью пять лет назад мне ни разу не удалось разобрать то, что вы пытались запечатлеть.
– И что же здесь нарисовано?
Эйш задумался.
– Ваза с фруктами? – с надеждой спросил он.
Сарин разочарованно вздохнула – обычно ей удавалась любая затея, но секреты живописи так и остались для нее тайной. Поначалу ее настолько поразило полное отсутствие таланта, что принцесса продолжала попытки из чистого упрямства. Тем не менее техника изображения отказывалась подчиниться ее королевской воле. Сарин стала мастером политических интриг, несомненным лидером в любом начинании и без труда справлялась с джиндоской математикой, но так и осталась скверной художницей. Хотя неудачи не остановили принцессу: она не зря славилась упорством.
– В один прекрасный день меня посетит озарение, Эйш. Я представляю себе прекрасные картины и обязательно научусь переносить их на холст!
– Без сомнения, госпожа.
Сарин улыбнулась.
– До тех пор придется делать вид, что я обучалась у мастера свордийского абстракционизма.
– Ах да. Открытая вами школа творческого ненаправления. Очень хорошо, госпожа.
В зал вошли двое человек, вызванных для разбора тяжбы. Сарин с трудом отличала одного от другого: на обоих поверх ярких пышных рубашек со сборками красовались модные жилеты и свободно сидящие широкие брюки. Ее интерес вызвал третий мужчина, сопровождаемый солдатом дворцовой гвардии. Он был непримечательным светловолосым человеком эйонских кровей, одетым в простую коричневую рубаху. Становилось очевидно, что уже давно он не ел досыта, и Сарин не могла отвести взгляд от его глаз, такая в них застыла отчаянная безнадежность.
Тяжба касалась этого крестьянина. Три года назад тот сбежал от одного из дворян, но был пойман вторым. Вместо того чтобы вернуть его хозяину, он оставил находку у себя и приставил к работе. Но спор зашел не из-за самого крестьянина, а из-за его потомства. Два года назад он женился и обзавелся двумя детьми, во владениях второго дворянина. И первый и второй считали, что дети принадлежат им.
– Я думала, что в Арелоне рабство находится вне закона, – тихонько заметила Сарин.
– Так и есть, госпожа, – недоуменно ответил Эйш. – Я не понимаю, в чем дело.