Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина
Шрифт:
Итак, «зловредное» окружение Ельцина мало-помалу настраивало его на то, что предстоящие тяжелые экономические реформы окажутся для России несколько легче, если она будет проводить их самостоятельно, не оглядываясь на другие республики (эта мысль, как мы видели, прозвучала и в обращении российского президента).
Вот что, однако, любопытно: первоначально все-таки работа над программой реформ велась, когда вопрос о разделении Союза на части еще не стоял в практической плоскости, и это была совершенно иная ситуация, нежели когда почти все республики разбежались в разные стороны; когда же эксперты переключились с программы, условно говоря, «российские реформы в составе Союза» на программу «российские реформы вне Союза»?
Беседую
– Тема распада Советского Союза, возможности такого распада, стала подниматься в наших внутренних дискуссиях (в дискуссиях молодых экономистов из круга Гайдара.
– О.М.) где-то с 1988 года, - говорит Егор Тимурович.
– Но я тогда еще считал, что Советский Союз в каком-то трансформированном виде будет сохранен. То, что его сохранить, по всей видимости, не удастся, для меня стало абсолютно ясно по состоянию на 22 августа 1991 года. Но в значительной степени это стало казаться невероятным еще раньше - после того, как Михаил Сергеевич Горбачев отказался от союза с Борисом Николаевичем Ельциным в реализации программы «500 дней».
Как видим, Егор Тимурович довольно благожелательно оценивает программу «500 дней», одним из главных разработчиков которой был Явлинский. Явлинский же и его соратники вот уже более двадцати лет, не уставая, оплёвывают реформы Гайдара. Это стало для них одним из главных «пунктиков».
Вернемся, однако, к нашей беседе с Егором Тимуровичем. Он говорит о «внутренних дискуссиях» в его кругу, о том, как менялись его личные представления. А как с практической работой над планом реформ? Свои экономические реформы Гайдар и его группа готовили, исходя из предположения, что Советский Союз сохранится, или уже предполагая, что распад неминуем?
– До августа 1991 года, до путча, - скорее исходя из того, что страна сохранится в целости, - отвечает Гайдар.
– После 22 августа - исходя из того, что крах Советского Союза уже произошел.
– Но ведь он тогда еще не совсем произошел…
– Как он не совсем произошел, если на следующий день Кравчук вызвал к себе командующих тремя расположенными на Украине округами и сказал им, что теперь они подчиняются ему? А после этого подчинил себе пограничную службу и таможню, через которую проходила основная часть товарного потока. Если то же самое сделали прибалтийские страны.
[Если быть точным, Кравчук объявил себя Верховным главнокомандующим украинских Вооруженных Сил, подчинив себе три военных округа, расквартированных на Украине, и Черноморский флот, лишь после Беловежья (канцелярия Горбачева получила сообщение об этом 13 декабря). Но в общем-то такие порывы у него действительно были и раньше…]
– Ну, Прибалтика была уже отрезанным ломтем…
– Ну, а что у нас таможня на границе с Балтикой была, что ли, оборудована? Не было таможни. Далее, центральные банки союзных республик перестали оглядываться на Госбанк и начали сами печатать деньги. У Союза в тот момент уже не было никаких налоговых поступлений… Это что - существующая страна? В общем, де-факто Союз уже не существовал - в силу того, что не было ни границ, ни таможни, ни единой денежной системы, ни налоговых поступлений…
Многие считают: можно было бы попытаться всем вместе выйти из этого положения. Как уже говорилось, помощники Горбачева выпустили даже книгу под названием «Союз можно было сохранить» (первое издание вышло в 1995-м, второе - в 2007 году) У Гайдара другое мнение:
– Когда в стране, в ядерной державе, - острейший экономический кризис, быстро падает добыча нефти, практически исчерпан золотовалютный резерв, старая экономическая система не работает, новой еще нет, - нужны решения немедленные, которые не терпят длинной-длинной процедуры согласований между государствами, объявившими о своей независимости. Реально такие согласования могли растягиваться на месяцы, из-за чего в стране мог возникнуть голод и гражданская война. В этой ситуации и я, и другие - мои
– О.М.) Как ее оформлять, - это отдельная история. Но если у нас не будет механизмов контроля над собственной территорией, собственными границами, собственными деньгами, собственными налоговыми поступлениями и т.д., - мы ситуацию не удержим. Такова была моя позиция. Но в принципе со мной был согласен и Борис Николаевич.
– Вы ему эту позицию изложили?
– Да, я ему изложил ее. Да, собственно, не один я - я и группа моих коллег. Он был с ней знаком.
Тут, без сомнения, опять-таки имелся в виду тот самый документ - «Стратегия России в переходный период», переданный Ельцину Бурбулисом в Сочи и получивший неофициальное название «Меморандум Бурбулиса».
В этом месте, может быть, еще стоит добавить оценку экономической ситуации, сложившейся в стране осенью 1991 года, которую Гайдар дал в своей книге «Гибель империи»:
Вернувшись из зарубежной поездки в Москву, Горбачев, естественно, встретился с Ельциным, чтобы высказать непосредственно ему, что он думает о его выступлении на российском съезде. Их встреча состоялась 2 ноября. Сам он так рассказывал своим помощникам об этой беседе (в записи Шахназарова). (Ельцин, наверное, рассказал бы о том же самом несколько иначе):
«Я, говорит, сказал ему: давай по-мужски. Ты меняешь политику, уходишь от всего, о чем мы условились. А раз так – теряет смысл и Госсовет, и Экономическое сообщество. Я подаю в отставку. Бери вожжи в руки, раз тебе этого хочется, правь в одиночку. Я в этой кутерьме участвовать не буду. Скажу всем так: вот, друзья, лидеры пятнадцати республик, я вас подвел к независимости, теперь, похоже, вам Союз больше не нужен. Что ж, живите дальше как заблагорассудится, а меня увольте.
Ельцин стал горячо доказывать, что политику менять не собирается, верен обязательствам, слово у него твердое. Тогда я его спросил: значит ли это, что он согласует свои реформы с республиками? Обязательно, отвечал он, я их только решил прижать: дескать, не будете следовать за Россией в реформах, – нам придется делать все без вас, и уж тогда не сетуйте, будем блюсти прежде всего свой интерес. Так что в ближайшие дни все согласуем, им деваться некуда.
Ладно, пошли дальше. Ты понимаешь, говорю я ему, что значит, когда Козырев говорит, что обойдется без союзного МИДа? Кто будет участвовать в Хельсинском процессе, представительствовать в ООН, вести разоруженческие дела? Ведь это все требует и опыта, и знания кадров, а главное – право выступать от всех республик.