Эльдорадо. Золото и кокаин
Шрифт:
— Что за негодяи? И что им было от тебя нужно? И где они напали на тебя — на дороге?
— Почему на дороге? — удивился я и только тут запоздало вспомнил, что хозяин гостиницы уверял Лауру, будто я скакал к ней весь день и всю ночь. — Ах да, можно и так сказать... в общем, на постоялом дворе.
Про мельницу старика Хорхе я предпочел не упоминать, потому что Лауре вполне могло быть известно про трех дочерей мельника.
— Так это были наемные убийцы? — не отставала любознательная девушка. Одно слово — дочь судьи. — А кто
— Откуда же я знаю? Я, видишь ли, расправился с ними прежде, чем они успели представиться. Могу лишь предположить, что у меня появился влиятельный и богатый недруг...
И тут Лаура побледнела так, что я даже испугался — не упадет ли она в обморок. Румянец совсем пропал с ее лица, кожа стала белее алебастра, одни только глаза по-прежнему лучились ярко-синим.
— Ох, Диего, — прошептала она, — прости меня, это я во всем виновата...
Я был настолько глуп, что расхохотался в ответ на эти исполненные раскаяния слова:
— Ты? Сердечко мое, так это ты заплатила наемным убийцам, чтобы они зарезали меня во сне? Какое коварство!
Но Лаура не поддержала шутки. Вместо этого она вдруг опустилась передо мной на колени и крепко обняла мои ноги.
— Я выдала нас, любимый... Когда дон Альварес спросил меня, почему я не хочу выйти за него замуж, я намекнула, что мое сердце отдано другому. А когда он прямо спросил, есть ли у меня жених, я так красноречиво опустила ресницы, что он, конечно же, все понял...
— По-твоему, этого достаточно, чтобы подослать ко мне головорезов? — усмехнулся я, поднимая ее и усаживая на диван. — Ты же не назвала ему мое имя, а граф де ла Торре не пророк и не ясновидящий...
— Зато он богач, — вздохнула Лаура. — А моя дуэнья Антонилла — жадная и корыстная тетка. Я уверена, что за пару дублонов она без всякого сожаления продала бы родную мать, если бы только кто-то изъявил желание ее купить. После того как я по своей глупости вселила в сердце графа подозрения, он наверняка обратился к сеньоре Антонилле, справедливо предполагая, что ей известно о моих личных делах достаточно много. А эта продажная душонка за пригоршню золотых шепнула графу твое имя... Вот и получается, что убийц к тебе, мой любимый, послала я...
Надо признать, в словах Лауры был смысл. Я с самого утра ломал себе голову над тем, кто из моих знакомых подходит на роль загадочного недоброжелателя, достаточно богатого, чтобы заплатить убийцам, и достаточно трусливого, чтобы не бросить мне вызов лично, и так ничего и не придумал. Между тем Альварес де ла Торре, о котором я, разумеется, даже не вспомнил, подходил на эту роль идеально: правда, трусом его назвать было сложно, зато из-за своей чрезмерной гордыни он мог просто побрезговать лично убирать с дороги такую мелочь, как я.
Все это выглядело очень логично, но я не мог допустить, чтобы моя возлюбленная мучилась, виня себя в моих утренних неприятностях.
— Граф не стал бы посылать каких-то негодяев с большой дороги, —
— Только в том случае, если бы был уверен в своей победе, — всхлипнула девушка. — Отец говорил, что дон Альварес никогда не вызывает более сильных противников...
В других обстоятельствах эти слова прозвучали бы бальзамом для моего сердца, но сейчас мне было не до тщеславных помыслов.
— Вот что, — сказал я твердо, — если это действительно так, мне тем более необходимо увидеться с твоим отцом. Уверен, узнав, на какую низость решился граф, он найдет способ взять назад опрометчиво данное обещание!
В тот момент я и сам верил в это. Сколь же наивна бывает молодость!
— Нет, Диего. — Лаура крепко обняла меня за шею и спрятала лицо у меня на груди. — Не ходи к отцу! Это плохо кончится... Если бы ты только знал, как он обрадовался, узнав, что ко мне сватается сам граф де ла Торре...
— Ну хватит, — оборвал я ее. — Наш род ведет свое начало со времен вестготов, а предки этого Альвареса были всего-навсего разбойниками, грабившими путников в горных ущельях — на том и разбогатели. Да, денег у него больше, но посмотрим, помогут ли они ему, когда я вызову его на поединок!
— Я знаю, Диего, что ты самый храбрый идальго в Кастилии, но умоляю тебя, не ходи к отцу! Тебе лучше уехать домой, посоветоваться с семьей... Я же обещаю тебе затянуть дело с помолвкой, насколько это будет в моих силах. И, прошу тебя, не расставайся с моим подарком!
Ах да, подарок! Я взялся за кожаный шнурок с намерением распустить его и поглядеть, что же скрывается внутри, но Лаура остановила меня.
— Не сейчас, любимый! — На щеке ее блеснула слеза. — Потом... когда ты будешь думать обо мне, а я буду далеко... тогда и посмотришь.
— Как скажешь, сердце мое, — согласился я и принялся одеваться, не обращая внимания на причитания Лауры.
— Куда ты? — озабоченно спросила она, перестав всхлипывать.
— Провожу тебя до дома Мартины.
— Но не дальше?
— Сегодня — нет. Но завтра я обязательно нанесу визит достопочтенному сеньору Гусману.
— Не вздумай!
Не стану утомлять вас описанием дальнейших препирательств по этому поводу. Кончилось все тем, что я проводил Лауру к дому ее подруги (это было совсем недалеко) и, спрятавшись в темной арке, принялся внимательно наблюдать за воротами.
Спустя полчаса ворота раскрылись, и из них вышли трое — моя возлюбленная, заплаканная и печальная, словно Эвридика, потерявшая своего Орфея, пресловутая дуэнья Антонилла, женщина лет пятидесяти, плотного телосложения и сурового вида, и лысый, как колено, широкоплечий приземистый слуга, вооруженный дубинкой. Никогда прежде судья Гусман не отправлял свою дочь на прогулку с телохранителем; видимо, перспектива родства с семейством де ла Торре и впрямь сделала его чересчур беспокойным.