Элегия погибшей звезды
Шрифт:
Ребенок сладко вздохнул во сне, а Рапсодия пристально посмотрела на Акмеда.
Он наклонился вперед, чтобы говорили не только его уста, но и глаза.
— Ты рискуешь своей жизнью, жизнью своего ребенка, чья судьба еще никому не известна, и жизнями всех людей, которые по недомыслию разделяют твои взгляды, ради собственных прихотей. Я не припоминаю, чтобы ты поступала так раньше. А я, который никогда не имел никаких других обязательств, кроме как сохранить свою шкуру, теперь защищаю Дитя Земли, а также народ, который больше не мыкается в холодных каменных руинах намерьенского королевства, вынужденный
Рапсодия продолжала смотреть на Акмеда, и он с удовлетворением отметил, что ее зеленые глаза стали такими же, как прежде, — зрачки больше не имели драконьего разреза. Ребенок зачмокал во сне, но почти сразу же улыбнулся и затих. Наконец Рапсодия заговорила:
— Когда мы вместе оказались в новом мире, Акмед, ты и Грунтор постоянно пеняли мне, что я никак не могу расстаться с прошлым. Вы покинули Серендаир, поскольку вас там ничего не держало, лишь смерть гналась за вами по пятам, и она бы вас настигла, если бы вы там остались. Однако я отправилась с вами по своей воле и потеряла в результате все. Вы лишь недовольно ворчали, когда я начинала скорбеть о прошлом. «Серендаира больше нет, — сказал мне ты. — Теперь твоя жизнь принадлежит этому миру». Ты настаивал, чтобы я приняла новую жизнь, отбросила Прошлое и жила в Настоящем.
— Верно, — не стал возражать Акмед. — И я предложил тебе цель, вызвавшую у тебя восторг, — прекратить зверства, которые Роланд чинил против болгов, помочь им построить собственное государство. Я подарил тебе герцогство в своем новом королевстве, платил за бесполезные побрякушки — в Элизиуме до сих пор гниет около двух дюжин роскошных платьев. — Он прислонился спиной к стене и вздохнул. — Наверное, мне следует раздать их женщинам болгам, чтобы они надевали их, когда будут свежевать дичь и топить жир.
— Так и сделай, — буркнула Рапсодия, поглаживая щечку ребенка. — Они смогут носить юбки на шее, ведь используют же твои подданные рога несчастных быков, которых ты планировал разводить в своем королевстве, в качестве гульфиков. Но давай не будем отклоняться в сторону — ты радовался, что я живу в Настоящем, до тех пор, пока я делала то, что соответствовало твоим целям. Но как только я занялась другими проблемами, которые тебя интересовали куда меньше, — такими, как Союз Намерьенов, или королевство Тириана, или создание семьи, тебя это сразу же перестало устраивать. В твоем извращенном сознании я, конечно же, изменилась, поскольку мои поступки перестали согласовываться с твоими желаниями. Возможно, это огромная дерзость с моей стороны, но я хочу прожить свою жизнь так, как я считаю нужным, а не исполняя твои приказы.
Король болгов хмыкнул.
— Вот уж спасибо, — проворчал он. — Ты бы все испортила.
Впервые после Завершения Рапсодия едва заметно улыбнулась.
— Несомненно, — согласилась она. — Но это, Акмед, мое право — все самой испортить. Разве не ты призывал меня быть именно такой? Ты постоянно повторял, что я могу, я должна сделать все, что необходимо, и идти вперед, когда уже не остается сил, и никогда не сдаваться. Но ты никогда не объяснял мне мотивов своих
— Нечто в этом роде.
— Тогда объясни мне, — настаивала Рапсодия. — Расскажи, почему ты полон решимости построить эту проклятую штуку, почему готов рисковать. Быть может, если ты откроешь мне, что заставляет тебя идти на опасные эксперименты с первородной магией, я смогу тебе помочь.
Акмед долго молчал, продолжая изучать удивительную пещеру. Наконец он принял какое-то решение.
— Я тебе когда-нибудь рассказывал, от чего мы с Грунтором убегали в тот день, когда имели несчастье встретиться с тобой в Истоне и прихватили с собой?
Рапсодия кивнула.
— Насколько мне известно, вас поработил верховный жрец, в которого вселился ф'дор, — ответила она, осторожно поглаживая ребенка по спинке. — Мне казалось, что вы убегаете от него.
— Так и было, — тихим голосом подтвердил Акмед. — А ты помнишь ключ, которым я открыл Сагию, чтобы войти в Корень?
— Да, он был из Живого Камня, как если бы он был ребром Дитя Земли.
— А тебе не показалось странным, что этот ключ оказался у меня? Ты никогда не спрашивала, откуда он взялся?
Рапсодия задумалась.
— Нет. Мне столько всего казалось странным, ты так часто отказывался отвечать на мои вопросы, что я решила больше ни о чем тебя не спрашивать. Я считала, что ты сам мне расскажешь, если захочешь. — Она посмотрела в темноту у себя над головой и вздохнула. — Впрочем, за тысячу четыреста лет я успела привыкнуть к мысли, что ты предпочитаешь помалкивать о своих делах.
Акмед сидел совершенно неподвижно, прислушиваясь к шепоту эха, блуждавшего внутри каменной пещеры. Он видел неизбывное страдание в глазах Рапсодии, смотревшей на окаменевшее тело своего тестя, которого она продолжала любить, несмотря на его бесконечные интриги, грязный обман и предательство. Он уже видел у нее такое выражение лица — они тогда только выбрались из Корня после бесконечных скитаний и узнали, как далеко от дома оказались и какой огромный промежуток времени прошел.
II что все, кого они любили, давно умерли.
— Именно демон, вселившийся в жреца, дал мне ключ, — вздохнув, продолжил Акмед, и его скрипучий голос стал сухим, как опавшая листва. — Он отправил меня на северное побережье Серендаира, где через проливы к островам Балатрон, Бриал и Кверел когда-то был построен мост. Ключ должен был открыть дверь у основания моста, чтобы я привел с другой стороны его сообщника. — Он посмотрел в глаза Рапсодии. — Ты знала, что ф'дор находился в теле Тсолтана?
— Да.
— Значит, тебе понятно, куда он меня послал и что я должен был сделать?
Она немного подумала, затем ее глаза широко раскрылись.
— Ты ходил к Подземным Палатам ф'доров?
Акмед кивнул.
— Настоящим Подземным Палатам? Они существуют в материальном мире?
Казалось, король болгов собирается с силами.
— Во всяком случае, врата существуют. Ткань мира там истончилась — так сказал Тсолтан, когда давал мне указания.
Глаза Рапсодии засверкали, Акмед понимал, что она нервничает.