Электрическое бессмертие

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

– Не может быть. Прямо-таки библейский долгожитель. Сто лет прожил?

– Сто один. Не в том дело. Случается, и дольше тянут. Поговаривают, что Иодко начал его электричеством накачивать в семидесятых, и дед перестал стареть. Взаправду! И так до смерти хозяина. Потом, буквально через пару лет как Якова схоронили, Михась на глазах стал разваливаться, умер совсем дряхлым.

– Мистика. Я книжку читал, «Портрет Дориана Грея». Что-то похожее, одним словом – досужие выдумки. Слушай, Кастусь, но ведь санаторий, как ты говорил, работал и после пана?

– Одно название. Кумысолечение, кефиролечение. Терапия свежим воздухом, чистое надувательство.

Электрические приборы некому было применять. Поэтому буржуи, наслышанные о прежних исцелениях, не выздоравливали, скандалили, отказывались платить. Закрылся санаториум, по-моему, в одиннадцатом. Оттого я верю, что Конрад не знает отцовских секретов, коли без них прогорел.

– Так им и надо. Ладно, хватит о недобитых. Выпьем, товарищ Кастусь, за мировую пролетарскую революцию!

– И за особое место в ней еврейского пролетариата. Да, Лео?

[1] В наши дни время в Беларуси и в часовом поясе Москвы совпадает.

Глава 3

Глава третья

Республика Беларусь, 2013 год

И снова люди у развалин усадьбы. Игорь оставил «Лендкрузер» около скромного «Фольксвагена». Внутри ограждения показались двое, не из тех, для разговора с которыми нужно доставать инвентарь тридцать восьмого калибра.

Высокая женщина интеллигентного вида, в очках, похожа на научного работника, если бы не властная манера держаться, сквозящая в каждом жесте. С ней пожилой мужчина, по меньшей мере за семьдесят, с высоким лбом учёного старой советской закалки. Всплыло ироническое и вместе с тем уважительное упоминание милицейского тёзки о «высоколобых», не позволивших в девяностых сравнять Над-Нёман с землёй.

Женщина увидела «Тойоту» с российскими знаками и нахмурилась, что-то сказала спутнику. Он вскинул голову и решительно шагнул навстречу, без малейшего радушия во взгляде.

Не любят меня белорусы, вздохнул про себя Игорь и представился.

Напряжение развеялось, разговорились. Старший из посетителей усадьбы представился Владимиром Николаевичем Киселёвым и поведал, что сорок лет жизни отдал собиранию сведений о семье Иодко и открытиях пана Якуба.

– Так Яков или Якуб? – переспросил москвич, видевший слово Jakub в рисунке Олега.

– И так, и так правильно. По российским документам он Яков, по-польски и по-белорусски Якуб. А в фамилии важна последовательность – Наркевич-Иодко, но не Иодко-Наркевич. Потому что Наркевич – дополнение к фамилии.

Игорь в задумчивости потёр пальцем лоб. Рассказав вкратце про похождения брата, спросил у пожилого:

– Значит, шанс, что мой дед происходит от старшего сына хозяина этого поместья…

– Конрада, - подсказала дама.

– Да, Конрада. Значит, шансов нет?

– Почему? Я перевела в электронный вид генеалогическое древо Наркевичей-Иодко. После революций и Первой Мировой войны многие утаивали родство с панами. Нельзя исключить, что ваш дед не желал, чтобы власти его связывали с кровавым палачом песчанских селян.

Женщина, Ольга Гапоненко, оказалась обладателем и научной степени, и административного поста в Академии Наук – Игорь угадал верно. Он рассказал про бизнесмена по кличке Люда.

– Наследник песчанских?

– Наверное, - пожала плечами минчанка. – Или просто из тех, кому хочется прибрать к рукам всё, до чего у государства пока нет средств на приведение в порядок. В таком же плачевном виде Кревский замок и многие другие исторические места.

– Паны

сбежали, а пролетарии умеют только растаскивать. Как знакомо! – Игорь глянул на разваливающиеся остатки фасада. Даже руины сохранили отпечаток былого величия. Это же не царский дворец, не королевский замок. Усадьба рядовой по доходам семьи без графского или княжеского достоинства. Уж мелкий не преминул бы заявить – я наследник титула, князь Олег Наркевич.

– Не только. Когда устанавливали мемориальную плиту на могиле пана Якова, песчанские помогали. Бросили огороды и работали в выходной день, - Ольга показала в сторону леса. – Бывает, туда приносят живые цветы. Порядочные люди встречаются и среди нищих, и среди богатых. И наоборот. Знаете, сколько народу из вполне культурных и обеспеченных пыталось прибрать к рукам Над-Нёман, не сохраняя его как исторический памятник? Масса. А найти спонсора на создание здесь музея Иодко так и не удалось. Подписывались многие, включая родственников. Толку – ноль.

Игорь не поторопился доставать бумажник. Не известно, имеет ли он отношение к панской семье. Дед действительно родился в Белоруссии, и что? Олегу нужно было от его корней плясать, ехать в Лиду, искать архивные записи, а не сваливаться сюда ради приключений на пятую точку.

Втроём они прогулялись к мемориальной плите.

– Он здесь похоронен?

– Нет, - промолвил Владимир Николаевич. – Умер за границей, его привезли в цинковом гробу. Во время войны крестьяне выкопали гроб и пустили металл на вёдра. Прах нашего великого соотечественника рассеян по наднёманской земле.

– Ур-роды, блин.

– Не надо так, Игорь, - мягко вмешалась Ольга.
– Возможно, вы не знаете, что здесь творилось во время нацистской оккупации. Представьте, несколько цинковых вёдер с водой могли спасти жизнь людям. Давайте думать по-доброму. Даже мёртвый, Яков Оттонович обеспечил их дефицитным металлом в критическую пору.

– Он вообще много оставил такого, что иногда кажется, будто шлёт послания из глубины XIX века, - добавил Киселёв.

– Как это?

– О нём долго не вспоминали. Точнее – только как о гонителе бедных крестьян. Так сказать, захребетник трудового народа. Все открытия в области электрографии приказали приписать парочке Кирлиан. Понимаете, он всем получился чужой. Полякам – потому что не поддерживал националистов Пилсудского и оставался лояльным Империи. Для русских в Советском Союзе Иодко был классовым врагом, вдобавок – чуждой нации, до тридцать девятого года Польша считалась противником номер один. А теперь, когда мы пытаемся восстановить его память, вдруг как из-под земли обнаруживаются старые публикации, фотографии. Словно дух пана Якуба говорит – я здесь! Помните меня! Хотя это ерунда, - Владимир Николаевич перевёл дыхание после долгого спича. – Он сам был бы недоволен, услышав мои слова. До конца дней оставался материалистом, ругался, когда ему приписывали способность засечь приборами «биополевое астральное тело». И при этом католик!

– Много странностей, - согласился Игорь. – Даже с нацией. Ну, был бы он евреем. Я слышал, в СССР и в царской России антисемитов хватало, евреев постоянно заставляли искать пятый угол. Поляки вроде как славяне.

– Да. И не всё возможно объяснить, - Киселёв показал, где стояла взорванная башня с эоловой арфой. – Местные верят, что дух Иодко до сих пор стережёт свои тайны. Если кто-то копает слишком рьяно, начинается гроза, электричество бьёт в руины. Дважды пытались снять документальные фильмы, оба раза срывалось.