Электрическое тело пою!
Шрифт:
— Он опять пьян, — прокомментировала женщина, которая летела впереди и не оглядывалась.
— Мигэн Харпуэлл, — произнес богач тоном антрепренера, представляющего свою труппу.
— Поэт, — произнес Уайлдер.
— И барракуда, жена поэта, — пробормотал Парк-хилл.
— Я не пьян! — крикнул поэт ветру. — Я просто весел!..
И тут он низвергнул ливень смеха, и все, кто был внизу, испытали позыв вскинуть руки, заслоняясь от потопа.
Поэт снизился, как толстый надувной змей, и, жужжа, пронесся над яхтой. Жена поэта поджала губы, а он сделал ручкой благословляющий жест и подмигнул Уайлдеру с Паркхиллом.
— Харпуэлл! —
15
Harpwell (англ.) — примерно: сладкозвучный родник.
— Гарри! — воззвала жена с причала, прикрыв глаза.
— Охотник! — вскричал поэт. — Эйкене! Вот тебе самая крупная дичь на свете — летающий поэт. Я обнажаю грудь. Выпусти свое медоносное жало! Сбрось меня наземь, как Икара, пусть из ствола твоего ружья вылетит солнечный луч! Запали пожар, чтобы небо перевернулось и хлеб, воск, ладан и лира в единый миг обратились в деготь… Внимание, целься, пли!..
Охотник в шутку поднял винтовку.
Тогда поэт рассмеялся еще мощнее и действительно обнажил грудь, рванув рубаху.
Но в эту секунду на канал спустилась тишина.
Показалась женщина. За ней шла служанка. И нигде не было видно никакого экипажа, и почти верилось, что они долго-долго брели с марсианских гор и только сейчас приостановились.
Сама тишина приковывала внимание к Каре Корелли, придавала особое достоинство ее появлению.
Поэт прервал свои излияния и приземлился.
Вся компания смотрела на Кару Корелли — и та смотрела на них, но не видела их. Одета она была в черный облегающий костюм в тон волосам. Походка ее доказывала, что эту женщину всю жизнь понимали с полуслова, и с тем же спокойствием, с каким шла, она стала к ним лицом, словно вопрошая: кто первый шевельнется без приказа? Ветер играл ее волосами, ниспадающими на плечи. Поразительнее всего была бледность ее лица. Казалось, именно эта бледность, а не глаза, сверлит их в упор.
Затем, не проронив ни звука, женщина спустилась на яхту и села впереди, как носовое украшение, знающее себе место и цену.
Минута тишины миновала.
Эронсон пробежал пальцами по отпечатанному списку гостей.
— Актер, красивая женщина — и тоже актриса, охотник, поэт, жена поэта, командир звездолета, бывший инженер… Все на борт!
На кормовой палубе просторного своего корабля Эронсон развернул связку карт.
— Леди и джентльмены! — сказал он. — Нам предстоит нечто большее, чем четырехдневный пикник, увеселительная прогулка или экскурсия. Нам предстоит Поиск! — Он выждал, чтоб они придали своим лицам подобающее выражение и обратили взоры к картам, затем продолжал: — Мы ищем легендарный затерянный город, называвшийся некогда Диа-Сао. Было у него
— За последние пятнадцать лет, — вмешался капитан Уайлдер, — мы обследовали, сняли на карты, занесли в указатели каждый акр поверхности Марса. Мы не могли не заметить город таких размеров.
— Верно, — отозвался Эронсон. — Вы вели съемку с воздуха, с суши. Вы не обследовали планету с воды! Ведь до самого этого дня каналы были сухими… А теперь мы пустимся в плавание по водам, заполнившим все каналы до одного, и приплывем туда, куда ходили древние корабли, и увидим, какие еще секреты хранит от нас планета Марс. И где-то на пути, — продолжал богач, — я уверен, абсолютно уверен, мы найдем самый прекрасный, самый фантастический, самый ужасный город в истории этого мира. И пройдем по городу, и — кто знает? — быть может, выясним, почему марсиане, как утверждают легенды, с воплями бежали прочь из Диа-Сао десять тысяч лет назад…
Молчание. Наконец:
— Браво! Блестящая идея!..
Поэт пожал старику руку.
— А в этом городе, — спросил Эйкене, охотник, — может там найтись оружие, какого никто никогда не видел?
— Вполне возможно, сэр.
— Ну что ж, — молвил охотник, обняв свою диковинную винтовку. — На Земле мне все приелось, я там охотился на всяких зверей, и не осталось таких, в которых я не стрелял бы. Меня привела сюда надежда встретить новых, замечательных, смертельно опасных зверей любых размеров и видов. А теперь и новое оружие! Чего же еще желать? Отлично!..
И он уронил свою серебристо-голубую винтовку за борт. В чистой воде было видно, как она булькнула и пошла ко дну.
— Давайте, черт побери, отчаливать!
— Вот именно, — подхватил Эронсон. — Давайте, черт побери!..
И нажал кнопку, приводящую яхту в движение.
И вода подхватила яхту.
И яхта поплыла туда, куда указывала спокойная бледность Кары Корелли, — вдаль.
Тогда поэт открыл первую бутылку шампанского. Пробка хлопнула. Один лишь охотник не вздрогнул.
Яхта плыла неустанно через день в ночь. Они нашли какие-то развалины и там поужинали, и было вино, привезенное за сто миллионов миль с Земли. Все отметили, что вино перенесло путешествие хорошо.
К вину был подан поэт, а после изрядной дозы поэта был сон на борту яхты, плывшей и плывшей в поисках города, который пока еще не желал найтись.
В три часа ночи Уайлдер, разгоряченный, отвыкший от силы тяжести — планета тянула все его тело вниз, не позволяя расслабиться и заснуть, — вышел на кормовую палубу и встретил актрису.
Она сидела и смотрела, как воды скользят за кормой, а в них печальными откровениями дрожат расплеснутые звезды.
Он сел с нею рядом и мысленно задал вопрос.
Так же безмолвно Кара Корелли задала себе тот же вопрос и ответила вслух:
— Я здесь, на Марсе, оттого, что не так давно мужчина впервые в моей жизни сказал мне правду…
Вероятно, она ждала, что он выразит удивление. Уайлдер промолчал. Яхта плыла бесшумно, как в потоке вязкого масла.
— Я красива. Я была красива всю жизнь. А это значит, что с самой юности люди лгали мне лишь затем, чтобы побыть со мной. Я выросла в кольце неправд: мужчины, женщины, дети — все вокруг страшились моей немилости. Недаром сказано: стоит красавице надуть губки — и мир вздрогнет…