Электрическое тело пою!
Шрифт:
— Но ведь не с нами же случилось, — сказал мужчина.
— Нет-нет, конечно, не с нами, — поспешила согласиться женщина. — Только тебе не кажется, что иногда все вдруг меняется? Пирс или карусели, например. Даже хот-доги на этой неделе совсем не те, как раньше.
— Какие же?
— Как будто старые, что ли. Не знаю, как объяснить, но у меня начисто пропал аппетит… И вообще, скорее бы кончился отпуск. Да-да, больше всего на свете мне сейчас хочется
— Завтра и так последний день. Ты ведь знаешь, что значит для меня эта лишняя неделя отпуска.
— Я все прекрасно понимаю, — вздохнула она. — Если бы только это место не казалось мне таким чужим и странным. Ничего не могу с собой поделать. У меня вдруг такое чувство — хочется вскочить и убежать.
— И это все из-за сна? Я со своей блондинкой и моя преждевременная кончина?
— Замолчи, — сказала женщина. — Не смей так говорить о смерти! — Она придвинулась к нему поближе. — И вообще, я сама ничего не могу понять…
— Успокойся. — Он погладил ее. — Я всегда сумею тебя защитить.
— Не меня — себя, — шепнула женщина. — У меня было такое чувство, что ты… устал от меня и… и ушел.
— Ну что ты… я же люблю тебя.
— Я просто глупая. — Она натянуто рассмеялась. — Ну и дуреха же я!
Они неподвижно лежали под куполом из неба и солнца.
— Знаешь, — задумчиво произнес мужчина, — и мне начинает казаться, что здесь стало как-то по-другому. Что-то действительно изменилось.
— Значит, ты тоже заметил… — обрадовалась она. Он сонно улыбнулся, покачал головой и прикрыл глаза, упиваясь солнцем.
— Вот-вот… — пробормотал он, — я тоже… Мы оба… Оба перегрелись… Оба…
Мягко, одна за другой на берег выкатились три волны.
День продолжался. Солнце пощипывало небеса. В бухте качались на волнах ослепительно белые яхты. Ветер доносил запахи жареного мяса и подгоревшего лука. Песок шуршал и колыхался, точно изображение в огромном зыбком зеркале.
Под боком у лежащих доверительно бормотало о чем-то радио. На фоне светлого песка их тела были похожи на застывшие черные стрелки часов. Они не двигались. Только ресницы беспокойно трепетали, а уши пытались расслышать неслышное. То и дело языки мужчины и женщины скользили по пересохшим губам. На лбах у обоих мельчайшей водяной пылью искрился пот.
Мужчина поднял голову, не размыкая век, вслушиваясь в раскаленный воздух.
Шумно вздохнуло радио.
Он снова уронил голову на песок.
Но уже через минуту женщина почувствовала, как он вновь приподнялся. Она приоткрыла один глаз — облокотившись на песок, мужчина внимательно оглядывал
— Что случилось?
— Ничего, — ответил он, снова укладываясь на песок.
— Совсем ничего?
— Мне показалось, я что-то слышал.
— Это радио.
— Нет. Что-то другое.
— Значит, еще чье-то радио.
Мужчина не ответил. Она почувствовала плечом, как он с силой сжимает и разжимает руку.
— Черт, — сказал он. — Ну вот, опять.
Они лежали и оба прислушивались.
— Я не слышу ничего такого…
— Тсс! — шикнул он. — Погоди…
Волны разбивались о берег, безмолвные зеркала рассыпались на мириады переливающихся звонких осколков.
— Там кто-то поет.
— Поет?
— Честное слово, я только что слышал.
— Не может быть.
— Сама послушай.
Они немного послушали.
— Я ничего не слышу, — ледяным тоном сказала женщина.
Мужчина встал. В небе, в пирсе, в песке, в киосках с хот-догами не было ничего особенного. Только настороженная тишина… И только ветер легонько шевелил волоски на его руках и ногах.
Он шагнул к морю.
— Постой! — крикнула она.
Он посмотрел на нее сверху вниз каким-то чужим и невидящим взглядом. Он все еще прислушивался.
Женщина включила радиоприемник погромче. Из него потоком хлынули слова, обрывки музыки, какая-то песенка:
— …моя красотка просто класс…
Он скривился и прикрыл лицо рукой.
— Выключи.
— А мне нравится! — Женщина сделала еще громче. Она прищелкивала пальцами в такт музыке, покачивалась и пыталась выдавать улыбку.
Было два часа дня.
Солнце плавило океан. С протяжным стоном старый пирс растекался в жарком мареве. В раскаленном небе птицы забывали, что надо махать крыльями. Солнечные лучи пронизывали зеленоватый бульон, омывающий пирс, играли в прибрежной ряби.
Пена, хрупкие коралловые извилины, зрачки водорослей вздрогнули и зашевелились.
Загорелый мужчина все еще лежал на песке, рядом с женщиной в черном купальнике.
Над водой точно легкая дымка, стелилась музыка — как отзвук приливов и прошедших лет, морской соли и путешествий, приятных и привычных чудес. Ее можно было сравнить с шорохом морской пены на песке, с летним дождем, с плавными движениями морской травы. Так поет затерявшийся во времени голос раковины. Так в заброшенных остовах затонувших кораблей шумно вздыхает океан. Такую же песню ведет ветер, что тихонько дует в выброшенный на горячий песок череп.