Электрическое тело

Рэвис Бет

— Мам, — я говорю ровно, стараясь, чтобы это не звучало, как что-то важное.

— Что? — спрашивает она не оборачиваясь.

Довольно много крови перемешалось с кусочками. Она темнее томатного сока, размазанного по тарелке.

— Мам, — снова говорю я.

Мама поворачивается, всё ещё держа нож. Я вижу порез на кисти с текущей кровью, прокладывающей тёмную дорожку через нашинкованный зеленый базилик, прилипший к её коже. Она срезала кончик указательного пальца.

— Мам! — говорю я, оставляя тарелку на столе, и кидаюсь к ней.

Она смотрит вниз на свои руки и чертыхается, бросая нож в раковину.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — произносит она. — Все же испорчено? —

Она смотрит мимо меня на тарелку с помидорами: — Всё испорчено. Чёрт!

— Меня не волнуют помидоры, — говорю и обматываю кухонным полотенцем её палец, когда мама тянется через меня, хватает тарелку и выкидывает кусочки помидор в мусорку. Она пытается от меня отмахнуться.

— Забудь об этих проклятых помидорах! — кричу я, снова хватаю её руку и сдавливаю полотенцем порез. Мама бесстрастно смотри вниз, наблюдая, как красная кровь просачивается через белую ткань.

Я медленно поднимаю взгляд с маминой руки на её лицо: на нём нет эмоций. Никакой боли.

— Ты ничего не чувствуешь? — шепчу я.

— Конечно, чувствую, — отвечает мама.

Я сдавливаю порезанный палец, совсем чуть-чуть, достаточно только для того, чтобы она почувствовала укол боли. Мама не замечает.

Я опускаю её руку, она снимает полотенце. Оно загублено, но не мамин палец. У нас на глазах рана, кровоточащая плоть медленно заново сращивается, зарастает кожа.

Мама фыркает: —Хоть для чего-то роботы сгодились.

— Тебе хуже, — говорю я. и это не вопрос.

— Элла… — мама тянется ко мне, но я обнимаю себя руками. Корень языка горит, жгучие слёзы заполняют глаза.

— Элла, всё не так уж и плохо.

— Всё плохо! — кричу я, уставившись на нее. Мамины глаза умоляют меня забыть об увиденном, притвориться, что всё хорошо. Но это не так. Не так.

Это начало конца.

Вот, что происходит:

Почти два года назад маме поставили диагноз, болезнь Хэбба. Она редкая и смертельная. Некоторые считают, что она возникла из-за поголовной вакцинации от рака, так как вакцину получили незадолго до первого случая заболевания, но никто не уверен.

Нам только известно, что по каким-то причинам расстояние между нейронами начинает расти. Ваш мозг кричит вам, что надо идти, но нервная система не слышит.

Большинство людей живут с Хэббом не дольше полугода, но мама прожила целых два благодаря нанороботам, разработанным отцом.

Он был близок, чтобы найти лекарство, я знаю, был. Он использовал нанороботов, чтобы уменьшать симптомы с помощью крошечных микроскопических роботов, передающих послания между маминым мозгом и нервной системой.

У роботов есть дополнительное преимущество, лечить другие области, где мама поранилась, такие как порез на пальце. Медицинские нанороботы не новая вещь — каждый получает прививку с роботами при рождении — но способ, как папа применял их против болезни

матери… это было похоже на чудо.

Но затем папа умер.

А теперь мамина…

Неспособность чувствовать что-либо — первый предупредительный знак. Если нож почти отрезал ей палец, а у нее даже не было чертового представления об этом, это значит, что временное приспособление папы для мамы терпит неудачу.

Роботы не работают. Болезнь берет верх. Болезнь, которая в конечно счете убивает каждую из его жертв, побеждает.

— Мама, — говорю я, мой голос устрашающе спокойный. — Как давно у тебя проблемы с тем, чтобы чувствовать вещи?

— Это не так давно. Элла, пожалуйста, не переживай о…

— Как долго, — это даже не звучит как вопрос, а скорее только как требование.

Мама вздыхает. — Несколько месяцев. Это… постоянно становится хуже.

Мои руки дрожат так сильно, что я сжимаю их в кулаки и держу за спиной так, чтобы мама их не увидела. Я не могу быть слабой, не перед ней, не тогда, когда она нуждается в моей силе.

Когда маме впервые поставили диагноз, я тренировалась говорить: «Моя мама умерла», пока не смогла сказать это без крика.

А потом мама не умерла. Папа нашел способ предотвратить болезнь, и она жила.

Но не он.

Смерть папы была внезапной и жестокой, и это распотрошило меня как нож кишки у рыбы. Взрыв в лаборатории, где он работал, приблизительно год назад, убил его и несколько других ученых.

Никто этого не ожидал — никто кроме террористов, которые планировали это. Я была так зла. Он оставил меня с больной матерью и без надежды. И когда я проснулась следующим утром, а также каждым следующим утром, наступало мгновение, краткое мгновение, где я забывала, что папа был мертв.

И каждое утро я вновь переживала каждую унцию боли, когда снова вспоминала, что его больше не было с нами. Со мной.

— Элла, — громко говорит мама, возвращая меня в настоящее. — Я не хочу, чтобы ты волновалась об этом, правда. Джедис сводит меня к одному из тех докторов в лаборатории, которые нас субсидируют, так что не теряй надежды, хорошо?

Я скидываю голову наверх, отчаянно уставившись на нее. — Никогда, — говорю я, и подразумеваю под этим больше, чем что-либо еще, в чем я когда-нибудь клялась.

Я не готова быть сиротой.

Глава 3

Я слежу за мамой подобно коршуну, каждый нерв моего тела напряжён. Как я могла не заметить ухудшения её состояния раньше? Она двигается медленнее обычного. Когда я всматриваюсь в её лицо, то замечаю, что кожа под подбородком потеряла упругость, мама словно увядает изнутри.

Когда донёсся дверной звонок, я чуть не падаю со стула. Я быстро стучу пальцами по наручу на запястье.