Электрик
Шрифт:
– И что ты почувствовал?
– Странное такое… не то пощипывание, не то подрагивание.
– А теперь представь: вместо табуретки ты стоишь в тазике с водой…
– И что?
– И то! Ты как минимум потеряешь сознание.
– Понятно. – Звягин снова завернул «удочку» и убрал в стол.
– А ты что, свинью забивать собрался?
– Что-то вроде того. Слушай, а
Семен посмотрел на начальника караула, потом на свои руки.
– Я полагаю, ты ничего плохого не задумал…
– Да или нет? Мне нужны гарантии.
– Хорошо. Сделаю.
Когда за Курагиным закрылась дверь, Звягин снова достал сверток. Развернул его и, поглаживая «удочку», произнес:
– Вот они, гарантии.
Звягин вошел в кафе со смешанным чувством. Он был рад видеть этих людей, но и чувствовал какую-то вину перед ними. Смертный грех во благо. Черта с два во благо! По телефону никто из них не выказал недовольства. Так это же по телефону, а сейчас, при встрече, Малышева может запросто вцепиться в глаза.
– Федя, это же убийство. – Женщина попыталась встать, но снова упала на стул.
– Он – монстр, – тихо, но с нажимом сказал Звягин.
– Ну, а мы-то чем будем лучше его? – спросила Малышева, опустив глаза.
– Ты можешь участвовать или нет, – ответил Федор.
– Федя, я стану убийцей, – произнесла женщина, словно маленькая девочка, обвинившая старшего брата в том, что он заставил ее взять без спроса со стола конфету, и теперь ее все обвинят в воровстве.
– Как и все мы, – не отступал «старший брат».
– Как и ОН, – не соглашалась она.
– Нет. Мы другие.
– Как и ОН, – настаивала на своем Малышева. – Ты даже орудие убийства взял его.
Тут трудно было что-то возразить, поэтому Звягин только повторил:
– Мы – другие.
Федор Ильич присел рядом с Масюком, напротив Малышевой. Женщина была пьяна, перед ней стояла бутылка коньяка. Рюмка была только у нее.
– Привет, Ильич, – поприветствовал Колтун Звягина.
Федор Ильич поздоровался со всеми, даже Малышева ответила коротким кивком и налила себе коньяка.
– Никому не предлагаю. Это радость у нас была общая, а вот горе у каждого свое. Правда, Федя?
Звягин понял, что она имела в виду под словом «радость». Он промолчал. Осталось еще им разругаться, когда у каждого из них погиб ребенок. Почти у каждого. Федор посмотрел на Шевченко, Стрельцова и Кулешова. Их дети были еще живы. Звягину даже показалось, что они держатся намеренно особняком, будто то, что сейчас происходит, заразно и они не хотят заразиться. «Вы заразились еще десять лет назад!» – хотел крикнуть им Федор, но сдержался. Новый приступ вины перед этими людьми
– Ну, Федя, кого теперь убьем? – спросила Малышева и влила в себя рюмку.
Колтун виновато улыбнулся и пожал плечами, мол, вон что с женщинами делает алкоголь.
– Во-первых, хочу принести соболезнования…
– Ха, – хмыкнула Римма. – Засунь ты свои соболезнования…
Теперь муж ее остановил. Цыкнул на нее и дернул за рукав:
– Прекрати! Мне за тебя стыдно.
– Ничего. Это не самое худшее чувство.
– Римма, мне очень жаль, что тогда я втянул тебя…
– Тебе жаль?! Сукин ты сын, тебе жаль?! Да я ни одной ночи не смогла уснуть, не поплакав при этом.
– Мне очень жаль, – только и смог повторить Звягин.
– У меня погибла дочь! А тебе жаль?!
Малышева подскочила и набросилась на Федора. Когда она схватила бутылку, никто не заметил. Колтун едва успел перехватить ее руку. Отобрал бутылку и оттолкнул ее.
– Простите, – произнес Колтун. – Федь, ты потом позвонишь? Что вы тут решите. – Он подошел к жене, обнял ее и повел к выходу.
– Во-вторых, хочу принести свои извинения тем, кто считает, что это я…
– Брось, Ильич, – сказал Деревянко, – мы все хотели этого.
– Спасибо, – непонятно зачем произнес Федор. – Ну, у кого-нибудь есть соображения, кто может быть подражателем?
– Сегодня приезжал опер, – начал Масюк. – Пришвин, кажется. С ним была Маша. – Масюк посмотрел на Стрельцова, тот едва заметно кивнул. – Они будут прятать наших детей, пока не поймают маньяка.
– Они тоже думают, что это подражатель?
– Тут не все так просто, – подал голос Кулешов.
«А что это случилось? – подумал Звягин. – Не боишься уже заразиться?»
– Дело в том, что, например, Света Колтун была убита в собственной квартире, а дверь при этом была закрыта изнутри.
– То есть она кого-то впустила. Он убил ее, а потом она его выпустила и закрыла за ним дверь? – улыбнулся Шевченко. – Чушь! Агата Кристи отдыхает. Не пойму, зачем вообще я сюда пришел. – Он встал.
– Кирилл, подожди, присядь, – попросил Федор Ильич.
– Ну чего тебе? – спросил Кирилл, но тут же послушно сел.
– Объяснись.
– Что тут объясняться? С чего вы все взяли, что смерти ваших детей каким-то образом связаны с Электриком? Вот ты, например, Паша, – он обратился к Масюку. – Твою дочку убил отмороженный придурок, обмотав ее оголенными проводами. А твоя, Мишка, – очередь дошла до Деревянко, – дочь была ангелом? Обкурилась девка в клубе, вот и полезла на стену. Твой, Ильич, сын попал в мясорубку. Несчастный случай. Монов и Любимов попутали миры. Полезли туда, где были чаще.
– Ты считаешь, что смерти от поражения электрическим током – всего лишь случайность? – спросил Кулешов у Шевченко.
– Черт возьми, господа частные сыщики, посмотрите вокруг. Сейчас все на электричестве. Я даже забыл, когда в последний раз пользовался газовой плитой. А зачем? Есть же микроволновка. – Шевченко встал. – Ладно, хватит. Я еду за своей девочкой, а вы, если хотите, можете и дальше прятаться от Электрика № 2.
И тут погас свет. Ненадолго, но это заставило Кирилла Шевченко снова сесть на место. Включилось аварийное освещение. Свет был тусклым, но бывшие коллеги разглядели напряжение на лицах друг друга. Люди в зале начали паниковать, кто-то ринулся к выходу, но раздвижную дверь заблокировала система безопасности.