Элен & Эльза
Шрифт:
Расправив покрывало на его спине, она обреченно посмотрела сначала на него, потом на стеклянные ряды с крепким пойлом, состоящие, в основном, из полукустарных бутылей дешевой водки. Весь месяц после похорон матери отец сам не свой, с маниакальным рвением будто пытается убить себя алкоголем – и вот с этим новым Нэдом надо теперь как-то жить. Мастерская без отца, упав на плечи Элен, давит все сильнее: дела идут, если не под откос, то сильно виляя по обочине. Выйдя из беседки, она притворила дверь: не хватало еще, чтобы отец простыл. Прикрыв ладонью глаза от яркого света и немного погревшись под весенним солнцем, девушка, не торопясь, вытянулась, отогнала дурные мысли и отправилась обратно в мастерскую.
Глава 3. Александр
Неплохо.
Александр поерзал в анатомическом кресле десантной машины, размяв спину через куртку и легкий пластиковый броник, потянулся и глянул в личный планшет. До Города № 18 оставалось каких-то тридцать километров, почти ничего. Три года учебки для сержантов, и вот они – первые лейтенантские лычки на рукаве. Три года муштры и полевых занятий. Три года как один самый длинный день. Но теперь наконец можно будет слегка расслабиться и перевести дух – предстоит пара месяцев служебных командировок в ожидании определения в основную военную часть, а по факту – расквартировка в нескольких городах и умеренный кутеж в строго отведенное время.
Грузовик снизил скорость и остановился, спустя пару минут двинулся вперед, но уже неторопливо, совершенно мягко и почти беззвучно. На экранах внешнего наблюдения видны были здания строгой формы, проплывающие по бокам, и полупустые улицы, оживающие от ночной спячки; зарево рассвета, до одури слепящее водителей и фронтальные камеры броневиков, – все это придавало городу вид старой потрепанной рыжеватой фотографии. По нарастающей этажности домов видно было, что колонна направлялась прямо в центр поселения. После третьего или четвертого блокпоста начали появляться первые витрины магазинов, неброские и бесхитростные. Тут мясо, тут табак, тут кофе, там молоко – ассортимент магазинов был четко обозначен соответствующей вывеской и простым рисунком на витрине. Иногда за большими стеклами виднелись манекены с одеждой. Не то чтобы очень красивой, скорее строгой и практичной. Александр не без удовольствия окинул взглядом свое свежее обмундирование. «В армейке не так много радостей, – подумал он, – но хоть выглядишь как нормальный мужик».
Колонна прибыла к зданию Республиканской Канцелярии и встала на центральной площади. Стандартное построение перед транспортом, перекличка, баулы-в-руки, и под взгляды немногочисленных зевак молодые офицеры уже входят в здание Канцелярии. Расквартировка в новом поселении – дело небыстрое. Инженерная рота, хоть и прибыла заранее, все еще копошилась, что-то докручивая в утепленном шатре на заднем дворе Канцелярии. А пока офицеры молча разглядывали внутреннее убранство холла государственного учреждения. Огромных размеров плакат на входе гласил, что сегодня «по случаю приезда дорогих военнослужащих Республиканской Армии состоится бал, на котором будут присутствовать все значимые для города граждане из зоны «К», а также все артисты, упомянутые в списке надежных».
Неплохо. Совсем неплохо.
Глава 4. Август
Элен уже подходила к балетной школе, в легкой холщовой сумке неся завернутые в бумагу готовые пуанты, все пять пар. Господин обер-танцмейстер должен остаться сегодня доволен. Это значит, что сестры, как минимум, продолжат получать уроки в танцклассе в прежних объемах. Хотя девочки продолжали верить, и небезосновательно, что причиной тому был все-таки их талант.
Подойдя к зданию балетной школы, Элен поднесла руку с нашивкой к глазку камеры – щелкнул замок, и дверь открылась. Зайдя, она быстро поднялась на второй этаж и постучала в кабинет директора.
Август Остерманн, директор школы, бывал в нем нечасто. Вся эта суета, по его мнению, эта светская жизнь, педагогическая карьера и прочее – всё это было недостойно его внимания
– Разрешите войти, господин Остерманн?
– А, Элен, деточка, да, конечно, – обер-танцмейстер оторвал глаза от монитора ноутбука, на котором набирал вечернюю речь для бала.
– Я рада, что застала Вас, – Элен, слегка присев, прошмыгнула в кабинет. Как заправский фокусник, она ловко вывернула сумку на кожаный диван и достала из бумажной обертки одну пару пуант. Бережно взяв их в руки, она торжественно показала их директору.
– Это, безусловно, прелестно, – Август прищурился и придирчиво осмотрел обувь. Но придраться было действительно не к чему: телесного цвета атлас лежал ровно, без морщин. Носок был словно вырубленный из мрамора, геометрически ровный и правильный, тесьма была самым тщательным образом выглажена.
– Надеюсь, цена не подросла… – сухо заметил он.
– Никоим образом! – Элен начала пунцоветь. Они оба прекрасно знали, какова стоимость её работы. Здесь.
– Прекрасно, деточка, прекрасно. Как там господин Раух? Давно не видел его. Передайте, что он в очередной раз превзошел себя, – слишком многозначительно изрек обер-танцмейстер, подошел к письменному столу, открыл ящик, достал пару банкнот и протянул Элен.
– Огромное спасибо, господин Остерманн, – с легким поклоном она взяла деньги и пошла к выходу. И каждый раз, приходя в кабинет директора балетной школы, Элен ловила себя на мысли, что надо бы, набравшись храбрости, сесть за стол напротив директора, взглянуть на него исподлобья и, немного понизив голос и слегка насупив брови, уверенно так заявить, мол, доколе? Но вид дорогой строгой мебели, а может, запах всегда изысканного парфюма, а может, что-то еще – все это ежесекундно вводило её в легкий ступор и благоговейный трепет, после чего лишь оставалось улыбаться и неловко расшаркиваться. Ну и черт с ним, Эльза должна танцевать, и ничто не помешает этому. Ни грабительская цена, которую платит балетная школа за обувь, ни чувство унижения, которое каждый раз после встреч с Остерманном навещало и грызло Элен изнутри. Никто и ничто.
Глава 5. Черные пуанты
Вечера в Городе № 18 не сулят ничего хорошего. Но и плохого тоже ничего не предвещают. Город был откровенно скучен. Это до формирования Республики можно было, как повествуется в школьных учебниках, столкнуться с пресловутыми проявлениями жестокости и насилия на улицах. Последние лет пятьдесят, особенно с введением идентификационных нарукавных нашивок, преступность постепенно сошла на нет. Просматривалось всё и вся. Каждый сантиметр городской земли.
Около балетной школы было весьма оживленно, у входа курили молодые офицеры в парадном, шмыгали туда-сюда хихикающие балеринки и слушательницы литературных курсов. Народ прибывал. В фойе играл квартет, был накрыт небольшой фуршетный стол, стояли весьма ухоженного вида граждане и вели негромкие беседы между собой. В этой толпе выделялись два персонажа: безусловно, сам Август Остерманн, директор заведения, особенно своим прекрасно сшитым костюмом и непривычно ярким в этих краях галстуком. Второго человека до этого дня не видел никто в городе – а ведь это был сам Людвиг Кох, худрук Генерального театра Города № 1, гений, обожаемый дамами и обласканный властью. Его постановки украшали все основные сцены Республики, ни один государственный праздник или громкий юбилей не обошелся без магии его рук и таланта. Мало кто из его современников мог бы похвастать подобной плодовитостью, и Августу, откровенно говоря, немалых сил далось пригласить творца такого масштаба на свой бал. Он сиял и был неимоверно вежлив в обществе Коха.