Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы
Шрифт:
– Земля, вода, огонь, воздух и..? – спросила Елена.
– И пятый элемент, я же сказал, – эфир, – уточнил Учитель. Наши адепты работают с глобальным разумом и обладают способностью управлять энергией колоссальной мощности, которая может уходить туда, где в ней испытывается наибольшая потребность.
Это был один из первых уроков, которые проходили в ашраме Великих Учителей под их непосредственным руководством.
Нередко занятия с Учителем Кут-Хуми проводились в его собственном доме. Он жил в Малом Тибете в районе Кашмира вместе со своей семьей – сестрой и племянником. Дом был большой, похожий на деревянную
Сам хозяин, Махатма Кут-Хуми, часто уезжал по разным делам, оставляя Елену со своими родственниками. Иногда к ним в гости наведывался Учитель Мория, который, как оказалось, не имел постоянного жилища, так как находился в вечных передвижениях, устремляясь туда, где в данную минуту был всего нужнее. Обстановка дома была по-восточному проста – шкуры, подушки, набитые хвостами яков, металлические блюда разных размеров для соли, фруктов и чая – вот, пожалуй, и все.
Когда в доме появлялся Учитель Мория, он обычно располагался на лежанке, опираясь спиной на подушку, разжигал кальян и, под вечное «буль-буль-буль» неугасимой трубки кальяна, давал уроки своей Упасике.
Местонахождение дома Махатмы Кут-Хуми было не случайно. Через полмили от него располагался естественный подземный ход, представлявший собой старое русло реки Инд. Ход вел в сторону Гималаев. По нему петляла тропинка. Она была настолько узка, что идти по ней можно было только одному. Любой неверный шаг мог стоить жизни случайному путнику. Подземный проход выходил на открытую равнину, где возвышалось массивное здание, которое служило главным центром, где проходили заключительные таинства для тех, кто заслуживал посвящения в мистерии. Посвящение проходило в Большом зале, у трона ГЛАВЫ, полного величия и покоя, что повергало всех, кто туда попадал, в благоговейный трепет. Это был скрытый от людского взгляда храм, куда приглашались только избранные. Побывала там и Елена. Однако пока до неведомой и желанной Шамбалы она так и не добралась.
Большую часть времени, проведенного в ашраме Учителя Кут-Хуми, у Елены занимало изучение двух языков. Первый – сензар, язык священнослужителей Древней Индии, которым пользовались только посвященные и который она считала «тайной речью» адептов по всему миру. Вторым языком был английский. Казалось странным, что Елена забралась так далеко для занятий английским языком, но это было не случайно. Чтобы донести до мира теософские взгляды, она должна была суметь передать тонкости эзотерической философии и метафизики на языке Запада, плохо приспособленном для выражения подобных идей на других языках мира.
Елена вспоминала: «Однажды я сидела в углу на коврике, а Он (Учитель Кут-Хуми) расхаживал по комнате в своем костюме для верховой езды… В ответ на его вопрос о моей умершей тетушке я ответила: "I remind can’t" ("Я припомнить не могу" – англ.).Он улыбнулся и сказал: «Ты говоришь на очень смешном английском». Тогда я почувствовала себя пристыженной, свое тщеславие – уязвленным и начала думать о том,
С тех пор изо дня в день Елена занималась переводами древних текстов на английский язык. Учитель Кут-Хуми, прекрасно владевший обоими языками, поправлял ее. Со всеми остальными обитателями дома она тоже говорила по-английски, хотя считала, что знает язык очень плохо. Однако ее понимали. Для Учителя же не имело никакого значения, как она говорит, поскольку он общался с ней не посредством языка, а каким-то телепатическим способом, ловя и понимая каждую мысль, которая рождалась в ее голове на любом языке.
Однажды Елена передала Учителю Кут-Хуми несколько фраз, переведенных ею на английский с языка сензар. Он поправил перевод и заметил: «Теперь ваш английский язык становится лучше. Попытайтесь взять из моей головы то немногое, что я об этом знаю». Он положил свою руку ей на лоб, в области третьего глаза, и с силой нажал на него пальцами.
Елена почувствовала легкое жжение и неприятное состояние, похожее на застрявший в горле ком, который она с трудом проглотила. Как только ком, точно сгусток горячей энергии, вошел в нее между бровей, ее голову охватило легким теплым огнем, а затем это тепло негой разлилось по всему ее телу. В течение двух месяцев Учитель Кут-Хуми ежедневно повторял свой эксперимент с горячим комочком проникающей энергии, «закладывая» в Елену свои знания.
Она часто видела Учителя с какой-то рукописью, написанной иероглифами. Перед ним лежали чистые листы. Он брал измельченный в порошок черный графит и рассыпал его по бумаге. Частички порошка собирались в знаки письма. Если никто Ему не мешал, то знаки получались правильными, но порой его прерывали, и тогда приходилось все переделывать. Елена спросила, что такое он делает. Учитель объяснил, что так он переписывается со своими челами. Подобный способ называется «осаждение», ей его тоже следует изучить, потому что при этом способе не надо «переписывать» информацию, языка которой ты можешь не знать.
– Мне надо об этом сначала подумать, – говорил он, – сфотографировать в мозгу каждое слово, каждую фразу, и лишь потом можно передать их «осаждением». Так же как фотокамера, фиксирующая изображение предмета на химически подготовленном светочувствительном слое, требует предварительной правильной фокусировки, ибо в противном случае, как это бывает у плохих фотографов – ноги сидящего не получатся пропорциональными по отношению к голове. Также и нам приходится сначала каждую фразу, каждое слово запечатлевать в собственном мозгу. То, что должно появиться на бумаге, прежде становится видимым и прочитывается. Пока это все, что могу сказать.
Когда наука узнает больше о тайне литофила и о том, каким образом отпечатки листьев появляются на камнях, – тогда я смогу вам лучше объяснить этот процесс… Но вы должны знать и помнить одно: мы только следуем природе и стараемся копировать ее деятельность.
Вы должны были заметить, что человек, воспринимающий ментальную картинку, окрашивает ее в собственные цвета и даже несколько видоизменяет ее своими мыслями; именно так и должно получаться в случае подлинной передачи мыслей. Примерно то же самое происходило и при мысленном «осаждении» писем.