Эльф и вампир
Шрифт:
Хорошо, что Антон, пока я предавалась размышлениям, перестал подпирать стену и перебрался в кресло. Подпрыгивать не придется. Подбираюсь к нему, хватаю за уши, чтобы сбежать не успел. И целую. Ур-ра, как давно я об этом мечтала! Лучше бы он, конечно, сам инициативу проявил, но это ж год ждать придется.
— Гм… — сказал вампир после. И замолчал намертво. Слабые у него, однако, нервы.
— А меня? — встрял Мэй. — Я тоже хочу.
— А фигу с маслом? Иди жриц целуй.
— Дались тебе эти жрицы! — обиделся Фикус. — Тебе жалко, что ли?
Мне жалко? Да нет, мне интересно! Какие на вкус
— Ну, иди сюда, зелененький, будем тебя целовать, — позвала я нежно. И улыбнулась предвкушающе. Сейчас мы все узнаем…
— Э-э… ты знаешь, что-то я передумал. Лучше не надо, — опасливо сообщил фикус и попятился к своему любимому горшку. — Вон Антона еще раз поцелуй, он не против.
— Нет уж, я тебя целовать буду. Сам напросился, — отрезаю ему путь к горшку.
Мэй понял, что до своего сокровища без потерь не доберется, и выскочил из комнаты без него. Через несколько секунд, правда, вернулся, опасливо сунув голову в приоткрытую дверь.
— Тэй, верни цветочек, а?
— А выкуп? Цветочек в обмен на поцелуй, — вот оно мне надо на самом деле? Но ведь из принципа не отстану. Раз решила, значит, буду целовать.
Фикус быстренько исчез, захлопнув дверь. С той стороны раздался несчастный вздох. Или мне показалось, двери-то в гостинице толстые? Ничего не завянет за несколько минут.
Антон придушенно хрюкнул, складываясь в кресле пополам. Хохотал он так, что кресло подпрыгивало. Ну, это я, конечно, преувеличиваю, кресла тут фундаментальные, не сразу и с места сдвинешь. У меня в комнате еще и кровать большая с балдахином, и зеркало ростовое, тяжеленное. Про двери я уже говорила, хорошие двери, со звукоизоляцией. Наверное, чтобы другим постояльцам не мешать.
— И что смешного? Тебя что ли еще раз поцеловать раз подопытный сбежал? — угрожающе интересуюсь я.
— Целуй, — сквозь смех соглашается Антон, — только клыки убери…
Вот гадство! Я же о них совсем забыла. Так привыкла к клыкам, что уже не замечаю, когда ими пользуюсь, даже если разговариваю с присвистом. Еще я вдруг вспомнила, что всего лишь несколько часов назад бегала от назойливой жрицы, точно как Мэй от меня. И меня тоже скосил смех. Очень удачно, прямо в кресло к вампиру. Авторитетно заявляю: если вас одолел смех, постарайтесь пережить это в одиночку. Иначе остановиться невозможно.
Фикус просочился в комнату и попытался тихо умыкнуть свой драгоценный горшок. До сих пор он старался с ним не расставаться, а теперь, наверное, и в туалет с ним ходить будет. Интересно, а со жрицами это самое… он тоже с цветочным горшком делал? Больное воображение тут же нарисовало яркую картинку во всех подробностях. Соблазнительно раскинувшуюся в постели жрицу, обнимающий ее Мэй, который пытается как-то поудобней устроить горшок подмышкой. Колыхающийся туда-сюда потрепанный цветочек и сыплющуюся из горшка на простыни землицу. Картинка получилась невероятно яркой и реальной, и на нее очень гармонично наложилась другая, пришедшая извне: Мэй, полуодетый, в обнимку с все той же пухленькой жрицей и горшком, заглядывает в пустой дверной проем.
Мы с Антоном переглянулись и опять согнулись от смеха, хватаясь
Фикус замер вжав голову в плечи, словно его поймали на месте преступления. Затем покрутил пальцем у виска и на всей скорости рванул к выходу. Зря он это сделал. Эльфийских леди вежливости, наверное, не учат. Вот эта конкретная постучаться не удосужилась, так вошла. За что и получила с разбегу — цветочным горшком. А потом еще и головой, когда Мэй судорожно ловил уроненный горшок. В результате согнулись оба. Фикус за горшком, еще раз, эльфийка от боли. Как и следовало ожидать, стукнулись головами.
Я поняла, что рискую скончаться от смеха прямо сейчас.
Княжна разогнулась, потерла шишку на лбу, с убийственно серьезным выражением лица взяла Мэя за шкирку и отодвинула в сторону. Тот не сопротивлялся, огорченно обнимая горшок.
— Ваши стенания переполошили всю гостиницу, — сообщила она. — Даже звукоизоляция не спасла. Половина постояльцев решила, что у вас тут оргия, другая — что зверское убийство.
— Оргия? — спросил Фикус недоуменно. — С кем?
Я судорожно всхлипнула, утыкаясь в плечо Антона. Смеяться сил уже не было. Но помереть от смеху мне не дали. Все-таки эта княжна совершенно невоспитанная и имеет склонность таскать за шкирку других эльфов. Ну вот, спрашивается, зачем меня поднимать вверх, а главное стаскивать с Антона? Мне у него на коленях вполне удобно. Просто даже замечательно!
— Это еще что? — поинтересовалась она, разглядывая мое снулое, обессилевшее от смеха тельце. — Антон, что за безобразие тут творится, может, объяснишь?
Я насторожила уши, ожидая, что он на это скажет. Хорошие у меня уши, теперь знаю, почему зеленый ими гордится.
— Веселимся мы, — усмехнулся Антон. — Почему бы и нет? Тебе самой не надоело изображать строгую учительницу? Это совершенно не твой стиль.
— Должен же в этом дурдоме оставаться кто-то здравомыслящий, — вздохнула княжна, опускаясь на подлокотник кресла. Меня она нагло уронила, и я так же нагло устроилась на другой подлокотник. Тем более что это моя комната, что хочу то и делаю.
— Это ты-то здравомыслящая? — хмыкнул Антон. — Не думаю.
Я вот тоже не думаю. Эта красотка выглядит, какой угодно, вспыльчивой, порывистой, но уж только не здравомыслящей. Опасной не выглядит, слишком хрупкая и красивая, она даже ростом не намного выше меня, от таких ничего плохого не ждешь, но опасность от нее я ощущаю. И Антон по-прежнему прячет где-то внутри настороженность. Словно бы рядом находится опасный хищник, которого даже погладить можно, но никогда не знаешь наперед, что этот зверь сделает в ответ: откусит гладящую руку или оближет пальцы.
Кстати!.. То есть, не кстати, конечно, а просто так. Где там мой подопытный прячется? Подопытный не прятался. Неблагоразумно решил, что про него все забыли. Нет уж, я упрямая. Раз решили целовать — значит, будем целовать!
— Мэй, а Мэй, целоваться будем? — спрашиваю вкрадчиво. Ну да, издеваюсь немного, а что?
— Может не надо? — неуверенно отозвался фикус. С сожалением оглянулся на дверь.
Э нет, теперь не сбежишь.
— Надо, Федя, надо, — соскальзываю с подлокотника и нарочито плавной походкой иду к нему. Мэй вжался в стену, выставив перед собой горшок.