Эльфийская трилогия
Шрифт:
Киртиан лишь покачал головой; по правде говоря, объяснение лишь добавило всему этому загадочности. Ну, по крайней мере, чрезмерно назойливая часть его сознания ухватила это объяснение и утащила внутрь, обдумывать, предоставив Киртиану возможность заняться более насущными делами.
— Ну, ладно, — сказал он чуть погодя. — А что это за незримые твари, которые сидят в засаде у оленьих троп? И что мы можем с ними сделать?
Лашана с Кеманом переглянулись, кивнули, и беседа перешла к более практичным вопросам.
Каэллах Гвайн был вне себя от гнева.
Как
Настроение его отнюдь не улучшилось, когда ему пришлось вслед за Лашаной и ее неведомым спутником свернуть с нормальной тропы. Тропинка, по которой они поперлись, шла через такой густой подлесок, что он вполне сошел бы за живую изгородь, и ветви то и дело цеплялись за промокшую одежду Каэллаха или путались в его волосах. И там было темно, чума их всех побери! Если бы не магический светильник, Каэллах вообще не видел бы, куда идти!
К счастью, он не забывал отслеживать присутствие посторонних мыслей и потому засек часовых раньше, чем они заметили свет его светильника, и погасил его. Потому-то Каэллах и сумел обойти часовых, хотя он, в отличие от всяких прочих, не убивал время на оттачивание этой способности чуять мысли. И тем не менее он способен был распознать человеческие мысли, когда встречался с ними. Так что же все-таки затеяла Лашана? Отыскала новую группу диких людей и собирается притащить их в Цитадель и тратить на них драгоценные ресурсы, предназначенные для волшебников, а не для каких-то бесполезных лишних ртов?
Каэллах заметил впереди костер и принял меры предосторожности. Он куда охотнее предпочел бы последить за происходящим издалека, но для этого требовался свет — а потому Каэллах опустился на четвереньки, хотя все его кости протестующе заскрипели при этом, и пополз вперед. Вскоре он подобрался достаточно близко, чтобы разглядеть тех, кто сидит у костра, — но все-таки не настолько, чтобы слышать, о чем они разговаривают.
Ну так и есть, очередная куча обычных людей!
Но тут один из тех, кто сидел к Каэллаху спиной, повернул голову, и Каэллах застыл, как громом пораженный.
Эльфийский лорд!
А рядом сидели Лашана и Кеман и преспокойно болтали с эльфом.
Каэллах настолько разъярился, что готов был выскочить из укрытия и наброситься на них прямо там. Но именно гнев помешал ему сдвинуться с места.
Да как она посмела?! Предательница! Неблагодарная мерзавка!
Каэллаху хотелось удавить ее на месте. Разорвать собственными руками. Мало всех тех бед, которые она уже принесла волшебникам — и это после того, как они подобрали ее, обучили, предоставили убежище!..
Каэллаха трясло от бешенства. Он сидел и смотрел на Лаша-ну — а та болтала с эльфийским лордом и его людьми, словно со старыми друзьями.
Каэллах
И тогда ему на смену пришла неукротимая, бешеная радость.
Теперь Шана у него в руках! Наконец-то! Теперь ей уж точно не отвертеться! Пусть только остальные услышат об этом — они засадят ее в такую тюрьму, откуда ей уже не удрать!
Но для того, чтобы предъявить Лашане обвинения, нужно сперва вернуться в Цитадель. А чтобы вернуться в Цитадель, надо отойти подальше от этой стоянки.
Нельзя допустить, чтобы его схватили. Только не сейчас, когда он уже чувствует вкус победы!
Каэллах до предела распахнул свой разум, изо всех сил прислушиваясь и выискивая, где находятся рабы-часовые. Он двигался лишь тогда, когда точно знал, что их нет поблизости и они его не услышат. Каэллах буквально-таки ощущал свой путь, пролегший вдоль тропы, что привела его сюда; он убирал с дороги ветки, чтобы те не выдали его хрустом. По крайней Мере, сейчас то, что лес насквозь промок, было Каэллаху на руку; земля заросла густым мхом, а опавшие листья были слишком влажными, чтобы шуршать.
Когда же наконец он удалился на достаточное расстояние, Каэллах поднялся на ноги, снова зажег волшебный свет и решительно зашагал по первой же попавшейся тропе. Его мало волновало, куда именно он идет, да это и не имело особого значения. Он может вернуться в Цитадель отовсюду. Главное — отойти подальше от стоянки.
Чем дальше отходил Каэллах, тем ярче он зажигал свой свет. Во-первых, свет сам по себе отпугивал ночных животных и заставлял их убраться с его дороги, а значит, уменьшал вероятность того, что они выдадут его шумом или привлекут внимание кого-нибудь действительно опасного — хоть того же единорога. Но чем дальше он шел, тем меньше зверьков ему попадалось — и наконец на тропе и вокруг нее не осталось никого, кроме самого Каэллаха.
«Наверное, отправились куда-то на охоту», — мимоходом подумал Каэллах. Сейчас его мысли были заняты совсем другим: а именно, что он скажет всем, когда вернется в Цитадель. Правда, ему припомнилось предупреждение этих дурацких драконов: что-то они говорили насчет того, что не следует бродить по этим краям. Но очевидно же, что тот эльфийский лорд ни капли не считается с подобными предостережениями. Тропа стала широкой и легко проходимой. Каэллах решил, что это место ему подходит — отсюда вполне можно отправляться обратно. Вот сейчас он пройдет этот куст...
Куст сотрясла яростная дрожь — и это было единственное предупреждение, которое успел получить Каэллах. А потом его поглотило нечто чудовищное и отвратительное, и волшебный свет Каэллаха погас. На миг старого волшебника охватило изумление, сменившееся адской болью — а затем пришло небытие.
Над тропой воцарилась тишина — лишь кто-то увлеченно чавкал в кустах.
Глава 30
Кеман с Шаной решили остаться с отрядом Киртиана, но изменить свою внешность — так, чтобы казаться со стороны обычными людьми. Эта была несложная мера предосторожности — но она могла оказаться жизненно важной в том случае, если за Киртианом кто-нибудь следил, вживую или при помощи магии.