Эльфийская звезда
Шрифт:
— Извини. Будет лучше, если я смогу использовать руки.
— Может быть, просто все мужчины таковы. Или это все поэты, которые кричат о пылающей крови, биении сердца, горящей коже. Ты хоть раз чувствовал что-нибудь подобное, когда был с женщиной?
— Нет, — солгал Эпло. Он помнил то время, когда это пламя было для него всем, и он жил ради него.
— Ну и ладно, — вздохнула Алеата. Повернувшись, чтобы уйти, она взялась за ручку двери. — Я устала. Если ты простишь мне…
— А как насчет звезд? — Эпло уперся рукой в дверь, не давая ей открыться.
Оказавшись
— Вероятно, я недооценила тебя. Ну хорошо, если ты хочешь поговорить о звездах…
Эпло намотал прядь ее пепельных волос на палец.
— Скажи мне о тех, которые исчезают и появляются.
— Вот что… — Алеата ухватила прядь волос и потянула, привлекая его ближе к себе. — Они много лет сияют, потом темнеют и много лет остаются темными.
— Все разом?
— Нет, дурачок. Одни гаснут, другие загораются. На самом-то деле я немного об этом знаю. Этот развратный старый астролог, папин друг, может рассказать тебе больше, если тебя это действительно интересует.
Алеата посмотрела на него.
— Разве не странно, что у тебя волосы такие же, как у богини, только наоборот? Может быть, ты и есть спаситель — один из сыновей Матери Пейтин, который пришел спасти меня от моих грехов. Я дам тебе еще одну возможность поцеловать меня, если хочешь.
— Нет, ты сильно задела меня. Я никогда не буду таким.
Эпло свистнул почти беззвучно. Случайные намеки женщины слишком точно попадали в цель. Ему нужно было избавиться от нее и подумать. Тут в дверь поскреблись.
— Это мой пес, — сказал Эпло, убирая руку. Алеата поморщилась.
— Не замечай его.
— Это было бы глупо. Ему, наверное, нужно выйти.
Снаружи скреблись все громче и настойчивей. Пес начал подвывать.
— Ты же не хочешь, чтобы он.., э.., ну, ты понимаешь.., в доме.
— Калли сварит твои уши на завтрак. Забирай своего дурня. — Алеата открыла дверь, и пес ворвался внутрь. Прыгнув на Эпло, он уперся лапами ему в грудь.
— Эй, малыш! Ты меня потерял? — Эпло потрепал пса за уши. — Пойдем погуляем.
Пес встал на все четыре лапы и направился к двери, оглядываясь, чтобы удостовериться, что предложение сделано Эпло всерьез.
— Было приятно побеседовать, — сказал Эпло Алеате.
Она отодвинулась в сторону и встала в дверном проеме, заведя руки за спину.
— Мне было не так скучно, как обычно.
— Может быть, мы сможем еще поговорить о звездах?
— Не думаю. Я пришла к одному выводу. Все поэты — лгуны. Тебе лучше увести отсюда эту шарь. Калли не обрадуется ее завываниям.
Эпло пошел за ней, намереваясь добавить нечто насчет поэтов, но она захлопнула дверь перед ее носом.
Он повел пса наружу. Прошелся по открытому пространству вокруг увязшего корабля и остановился, глядя в солнечное небо. Он ясно видел звезды. Они горели
Он попробовал сосредоточиться, обдумать ту нелепицу, в которую оказался вовлечен, — спаситель, пришедший разрушить. Но сосредоточиться он никак не мог.
Поэты. Он собирался ответить на последнюю реплику Алеаты. Она была не права.
Поэты говорили правду.
Это сердце солгало…
…Эпло было девятнадцать, когда он встретил в Лабиринте эту женщину. Как и он, она была Бегущей, почти его ровесницей. У нее была та же цель, что и у него — избавление.
Они странствовали вместе, находя радость в обществе друг друга. Любить, хотя это и не было в Лабиринте чем-то неведомым, было не принято. Вожделение было приемлемо — из-за необходимости продолжать род, увековечить его, породить детей для борьбы с Лабиринтом. Днем двое шли, отыскивая следующие Врата. Ночью они сплетали воедино свои татуированные тела. А однажды они набрели на группу Оседлых — тех обитателей Лабиринта, которые путешествовали вместе, двигались медленно и представляли цивилизацию — насколько это было возможно в адском узилище. По обычаю, Эпло и его подруга принесли дар пищи, и, по обычаю, Оседлые пригласили их разделить с ними их убогие жилища и обрести мир и покой на несколько ночей.
Эпло, сидя у огня, смотрел на женщину, которая играла с детьми. Она была стройна и красива. Ее густые каштановые волосы падали на твердые круглые груди, покрытые рунной татуировкой, которая служила и щитом и оружием. Ребенок у нее на руках был тоже татуирован — как каждый ребенок со дня рождения. Она взглянула на Эпло, и что-то особенное и тайное возникло между ними. Пульс его участился.
— Пойдем, — шепнул он, опускаясь на колено рядом с ней. — Пойдем назад в хижину.
— Нет, — ответила она, улыбаясь и глядя на него из-под завесы волос. — Еще очень рано. Это обидит наших хозяев.
— К черту наших хозяев! — Эпло хотел обнять ее, хотел забыться в горячей и жаркой темноте.
Она не обратила на него внимания, напевая ребенку песенку, поддразнивая его весь остаток вечера, пока кровь не закипела в его жилах. Когда они наконец удалились в отведенную им хижину, то всю ночь не спали.
— Ты любишь детей? — спросила она в один из кратких моментов передышки.
— Что это значит? — Он смотрел на нее с неистовой жадной страстностью.
— Ничего. Просто.., ты хотел бы ребенка? Знаешь, для этого придется стать Оседлым.
— Нет необходимости. Мои родители были Бегущими и родили меня.
Эпло видел своих родителей мертвыми, растерзанными на куски. Они оглушили его, чтобы он потерял сознание и ничего не видел, чтобы он не мог закричать.
В ту ночь он больше ничего не сказал о детях.
На следующее утро поселенцы получили весть — предположительно Врата впереди пали. Путь оставался опасным, но если они пройдут через них, то это будет еще один шаг к избавлению, еще один шаг к безопасному, по слухам, приюту Нексуса. Эпло и его подруга покинули деревню Оседлых.