Эльфийский Камень Сна

Черри Кэролайн Дженис

А над ними снова смыкались тучи, залатывая дыры, прорванные ночной грозой. Бастионы вздымались все выше, и весь лес был во тьме, когда забрезжило утро, и солнце поднялось над стеной туч. Солнечного времени становилось все меньше; и с севера тянулись зловещие метелки облаков, великое множество их, оттуда, где стоял на границе Роан.

И дрожь охватила Донала, когда он увидел это — не то чтобы резкий страх, но иное чувство, соединившееся с остальными впечатлениями дня — криками Барка и шумом во дворе, перешептываниями, движениями и красками — все стало казаться

ему зловеще хрупким, как последний всплеск жизни.

«Перед кончиной», — думал он. — Перед тем, как мир померкнет». И наконец он назвал словами то, чего опасался — силы Кер Велла слабеют, они готовятся не к тому, к чему надо, а тем временем кольцо туч все сужается, как подступающие войска. Господин Киран ушел. «Не умер», — твердил он себе, но он помнил, как Киран упал с коня, помнил черные стрелы и восковую плоть, которая держалась за жизнь только благодаря камню… «Вернулся в Элд, вошел в него со всею обреченностью и оседлал эльфийского коня, чтобы из последних сил бороться с неизбежностью…»

«О, ступай, — мысленно обратился он к своему господину, — ступай туда, куда они уходят, и обрети мир, чем бы ни являлось это таяние». Он закрыл глаза и увидел холм у Кер Донна, и черный страшный ветер раздувал, разрывая в клочья, белый огонь Ши.

Он вздрогнул, почувствовав, как судорога пробежала по его членам. Воздух был тяжел и грязен.

Кто-то прикоснулся к нему — но это всего лишь Мурна положила ему руку на плечо.

— Успокойся, все хорошо.

— Им не нужно делать этого, — пробормотал он, вдруг отчетливо увидев двор и готовящиеся к отправке повозки и посредине всего Барка, направляющегося на север на защиту хуторов. — Не нужно. Север и так гибнет. О боги…

— Донал! — прошептала Мурна. Она стояла перед ним на коленях, сжимая его руки. Но только когда она потрясла их, он увидел ее. Ему все еще было холодно, и то, о чем он думал, пронеслось как мимолетный сон.

— Прости, — смущенно промолвил он, забыв обо всем, словно о гаснущем видении.

— Успокойся, тебе нельзя утомляться. Ты задремал сидя здесь. И что-то приснилось тебе. Ляг в свою постель и отдохни. Тебе уже пора.

И тогда он отстраненно подумал о бесплодности всего. Его часто мучили кошмары после Донна. Он вдруг испугался, что мог кричать во сне, и жар залил его. Он отвернулся и посмотрел на детей, спавших на матрасах. Он почувствовал, как болят от напряжения его плечи, как ломит кости.

— Если Элд падет, я стану лунными лучами и паутиной, — вырвались из него обрывки случайных мыслей, разрозненных как все, что приходило теперь ему в голову. — О, лучше бы я остался там, где был, на скалах под Кер Донном.

— Т-с-с! — Мурна прижала пальцы к его губам, и в глазах ее отразилось страдание.

Он поймал ее руку и уже сам прильнул к ней губами. Но она была безутешна и казалась такой усталой. В глазах стояли слезы и испуг.

— Мурна, — промолвил он, — если у Кер Велла есть герои, то ты — одна из них. Знаешь ли ты это?

— Почему? — спросила она в смущении.

— Потому что так оно и есть, — он отпустил ее руку, ибо она вся

зарделась. Наверное, она сочла его слова пустой лестью, шуткой над беззащитной женщиной. Он почувствовал это и неловко встал. Немногим он дозволял видеть свои страдания, но Мурна была одной из немногих, и он покорился, не чувствуя сил, чтобы скрывать свою боль. Тревога грызла его. Опасения, мучившие его еще мгновение назад, казались теперь туманными, и он почувствовал потребность снова увидеть тучи, сделать что-то для защиты замка, хотя бы просто проводить войска, отправлявшиеся на границу. «Я и сам могу поехать, — мелькнуло у него в сумбуре мыслей. — На лошади я вполне ничего. Я могу удержать щит».

Но он вспомнил о детях и почувствовал облегчение, что у него есть предлог не отправляться на север, ибо он ощущал в этом что-то не то.

— Донал? В чем дело? — спросила Мурна.

Он заморгал глазами, возвращаясь из серой пустыни, где он был так одинок, неуверен и беззащитен, где порывы ветра уносили остатки надежды.

— Мев! — закричал он. — Келли!

— Донал… — оборвала его Мурна; но он уже бросился к ним и обхватил их расслабленные тельца, прижимая к себе как можно крепче.

— Просыпайтесь! — зашептал он им, пытаясь вернуть их оттуда, куда они ушли. — Возвращайтесь! Мев, Келли! Вы нужны вашей матери, слышите ли меня?

И они покорно вернулись.

— Донал, — промолвила Мев, и он приник к ее застывшему лицу.

— Мы здесь, — пробормотал Келли и, зашевелив руками, начал просыпаться.

— О боги, — выдохнула Мурна.

«Береги их», — сказал мой господин, — сердце Донала разрывало ему трудную клетку. — Береги их. Он все время знал о грозящей им опасности. А я еще хотел их бросить. О, просыпайтесь, просыпайтесь, слышите меня? Я знаю, где вы, и вам там не место. Возвращайтесь. Ну, возвращайтесь же.

— Как было темно, — промолвила Мев. — И свет задувало, Донал!

— Разбуди их мать! — резко сказал Донал. — Мурна, разбуди ее, быстро!

Мурна бегом кинулась к лестнице.

И дрожь пронизала Келли, и он глубоко вздохнул — и оба наконец были здесь.

Но только удостоверившись в этом, Донал выпустил их из своих объятий. Мев протерла глаза. Они сидели, глядя на него, и в глазах их брезжила печаль от того, что держал их всего лишь он, а не тот, кого они любили больше жизни.

— Если б я мог уйти вместо него, — сказал им Донал, — о боги, я сделал бы это.

Мев заплакала, сидя среди одеял, и слезы заструились по ее щекам. Она утерла их и закинула назад спутавшиеся от сна волосы. Келли сидел как пораженный громом. Донал снова обнял обоих и закачал их у себя на коленях, хотя у него и болела раненая нога.

— Настало утро, — промолвил он, — и мир таков, каков он есть, и вы должны оставаться в нем.

Они ничего не ответили ему, ни слова.

— Ваш отец велел мне вас беречь, — проговорил Донал, — и так и будет.

За дверью послышались поспешные шаги. И вслед за Мурной вбежала их мать, растрепанная, как Мев, в простом белом платье, с рассыпанными по плечам волосами.