Эльфийское жертвоприношение
Шрифт:
Как они не одичали за этот срок?! И я его понимаю — кто владеет информацией, тот владеет миром. Надо только не разболтать чего лишнего.
— У нас войны нет. Последняя была чуть более пятидесяти лет назад. В Сантинии голод не предвидеться, а вот в соседнем Блетрисе зимой выпало много снега, из-за чего там вымок весь урожай весной и осенью нечего будет собирать.
— То, что ты принцесса мне известно. Мне вот только интересно — я разговариваю с будущей королевой?
— Упаси меня Богиня от престола. Я только третья кандидатка на престол и очень надеюсь,
— Интересно, очень интересно, — пробормотал себе под нос Владыка. — Насколько я помню, люди всегда стремились к власти и деньгам. Почему же тебе это не интересно?
— Может потому что у меня всё это было, и я понимаю, что большая власть накладывает большую ответственность.
Толинталиниэль очень внимательно на меня посмотрел, буквально во все уголки моей души. Кивнул каким-то своим мыслям и задал очень неожиданный вопрос:
— Наверняка ты хочешь меня о чём-то спросить. Задавай вопросы, не стесняйся.
— Зря отец ты это сказал! Ой, зря! — впервые, с момента как Лайел сел, он подал голос.
Владыка посмотрел округлившимися глазами сначала на сына, а потом довольную, ухмыляющуюся меня, только что не потирающую руки. Надо отдать должное, он не отказался от своих слов, только улыбнулся.
— Владыка Толинталиниэль Мартанилаие Иелинаел тал Валниеланиай лэ Каэтиантарина, — ух, зубрёжка помогает! Я даже не запнулась! — Мне интересно, насколько вы старше сына? Потому что выглядите вы ровесниками.
— Люди столько не живут, — улыбнулся правитель, но увидев мой непонимающий взгляд пояснил, — мне было пятьсот шестьдесят три года, когда на свет появился Лайел.
Пятьсот! У меня рот раскрылся совсем неподобающе статусу. Я бы считалась старой уже в семьдесят, а в восемьдесят уже почти недееспособной. А он в пятьсот только сыном обзавелся!
— Простите, Владыка Толинталиниэль Мартанилаие Иели…, - начала я.
— Называй меня Линиэлем и на 'ты', когда мы в неофициальной обстановке, — перебил меня эльф, — а то мы до самого утра только титулы и имена произносить будем. Как мне лучше тебя называть?
— Для друзей я — Анилиа или просто Лиа, — получила утвердительный кивок и продолжила: — Я вот что хотела спросить — какое лето исчисление вы использовали при подсчёте годов?
— За год я брал прохождение четырёх сезонов года: весну, лето, осень и зиму.
— Значит сейчас вам чуть более пятьсот лет?! — восхитилась я, представив прожитые года.
— Если брать за 'чуть' — триста шестьдесят пять, то да.
Наступила минута молчания. Владыка улыбался глядя на то, как я оцениваю взглядом трёхсотлетнего Лайела. Он же мне в прапрапра… дедушки годиться! А я считала его привлекательным молодым парнем. Да, Лиа, ты попала.
Наконец я смогла захлопнуть рот, чтобы спросить, вдруг я что-то не так поняла и ошибаюсь:
— Лайел, тебе что, триста лет?! Ты старше меня почти на три сотни лет?
— Мне триста два года. Возраст — это цифра и не более того, хоть люди и относятся к ней трепетно, — обжёг меня ледяным взглядом
Я сидела прямо, но чувствовала себя неоперившимся птенцом под хищным взглядом двух ястребов. Этим двом, с их опытом жизни, меня раздавить, что клюв о дерево почистить — даже не заметят.
— А где хоть одна морщинка! — я наклонилась к тому, кто был ближе, чтобы получше рассмотреть лицо. Лайел ещё дальше отодвинулся под моим натиском.
— Не ищи, ты не найдёшь морщины даже на моем лице, не то что на его. Мы стареем очень медленно — мы вечны. Так что мы ещё молоды, — улыбка Линиэля стала шире.
А с чего я собственно взяла, что мерило возрасту человеческая жизнь. Вон, живут бабочки однодневки и не жалуются, что я слишком долго живу. На свою беду представила, как бабочка порхая на уровне моего носа, шевелит усами и, грозя лапкой, выговаривает мне о длине мой жизни. Интересно — это какая степень сумасшествия и лечится ли разговор с бабочками вообще? Может и я такая же 'бабочка' — указываю владыке о его непомерной продолжительности жизни.
— Есть предел вашей жизни? И взрослеете вы медленно?
Казалось бы, задаёшь вопросы — получаешь ответы и жизнь становиться понятней. У меня же всё наоборот, чем больше вопросов задаю, тем больше их возникает.
— Взрослеем, как и обычные люди, только у нас старение замедляется в возрасте около двадцати лет. Это все благодаря магии — это она замедляет старение, а мы ей заполнены по самые кончики острых ушей. И эта магия делает нас почти бессмертными. От старости ещё не умер ни один эльф. Мы или уходим сами, когда решаем, что наше время истекло, или умираем от невосполнимых ран.
— Но Лайел сказал, что магия мертва, как же она тогда работает? — не поняла я.
— Магия у нас в крови, мы не может творить волшебство, но от этого не перестаём быть магическими существами. Как пример возьмём стакан с водой, если она не может вылиться, когда переворачиваем стакан вверх дном — это ещё не значит, что в самом стакане воды нет. Понимаешь?
Я кивнула. Так действительно понятней. И ещё где-то я это уже слышала? Вспомнить бы где. Немного помолчав и обдумав все услышанное, вспомнила ещё одну странность.
— Ещё я не заметила здесь ни одного ребёнка. Они где-то в специальном месте находятся?
Потому что в небольших человеческих поселениях, всегда на улицах много детей бегает. В больших городах — меньше, но всё равно их можно встретить повсюду. Но ответ меня огорошил даже больше возраста эльфов.
— У нас нет детей, — глаза Владыки стали грустными, даже Лайел взгляд отвёл.
— Как нет? Не может такого быть! Почему? — не поверила я.
— Лиа, пойми — мы эльфы, мы не люди. Для нас священна та пара, которая ожидает ребёнка. Для нашего народа это настоящее событие — рождение ребёнка. Мы и с магией были не очень плодовиты, а после того, как она исчезла, то и вовсе не родилось ни одного ребёнка.