Эльфы средней полосы
Шрифт:
Боб с удивлением смотрел то на инспекторшу, то на распотрошенную коробку вина, валявшуюся тут же у костра. Крапива все-таки не удержалась и с помощью ножа добралась до ее содержимого. Эльфийские женщины, они такие любопытные. Но, видимо, случайно проткнула серебристую «подушку» ножом. Вино полилось на землю. Не пропадать же добру. Но два литра вина для организма, не привыкшего к алкоголю… Да еще коктейль с виски…
Крапива наконец сумела восстановить равновесие, повернулась к Лохматому:
– Послушай, как тебя там? Ты не хочешь продать мне твое… как его… ружье…
Лохматый быстро
– Нет, Крапива, ты же знаешь, что это строжайше запрещено. Через портал отсюда – никакого оружия. Через портал сюда – никакой магии. Так что извини.
– Ну и ладно, не очень-то и нужно. – Крапива вытащила из сумки большую монету желтого металла и кинула Лохматому. – Эй, лесничий, держи!
Лохматый подхватил монету на лету, тут же попробовал ее на зуб. Спрятал золото за пазуху, начал мелко кланяться, прижав грязную лапу к груди:
– Премного вам благодарны, госпожа.
Эльфийка усмехнулась, повернулась к сидящим на траве Витьке и Пашке, взялась за конец веревки, резко дернула:
– Эй, рабы, чего расселись?! В сказку попали? Встали и пошли!
Когда пленники с явной неохотой поднялись, эльфийка достала нож, легонько ткнула Витьку в упитанную голую ягодицу, прикрикнула, совсем как лошадь: «Но-о!» Процессия двинулась в чащу по уже знакомой тропке, Боб хотел что-то сказать Лохматому, но, видно, раздумал, махнул рукой и замкнул колонну.
Лохматый глянул вслед уходящим, быстро наполнил пластиковый стаканчик из трофейной бутыли с виски и залпом выпил. Скривился, глянул на почти нетронутых зайцев и занюхал рукавом. Вытащил из-за пазухи монету, осмотрел ее со всех сторон, еще раз попробовал на зуб. Широко улыбнулся, почесал в бритом затылке и, крикнув куда-то в сторону: «Так я вас провожу», трусцой побежал по тропинке.
– Ну, что стоим, чего ждем? – спросила Крапива, когда пленники подошли к огромному дубу. Вместо ответа сын главного районного гаишника громко завыл, а боксер стиснул зубы и сжал кулаки.
– Вишь, как глазами-то сверкает, – прокомментировал Лохматый. – А вы их вязать не хотели. Были бы руки свободны – порвал бы всех нас, как Тузик грелку.
Крапива недобро усмехнулась, снова вытащила из ножен длинный широкий нож и легонько ткнула боксера в бок:
– Ну, быстро в дупло.
Боксер не двинулся с места, и Крапива снова кольнула, уже значительно сильнее. Пашка зарычал, оскалив зубы: по всему было видно, в дупло он совершенно не собирался.
– Подожди, Крапива, тут надо по-другому, – сказал Боб, произнес короткое заклинание и, приблизившись к Пашке вплотную, легонько ткнул его средним пальцем правой руки в середину лба. Глаза боксера сразу помутнели, кулаки разжались. Ту же операцию Боб провел и с мелко дрожащим Витьком, после чего взял у Крапивы нож и перерезал веревки на руках пленников. Те, как по команде, толкаясь и излишне суетясь, полезли в дупло, сразу засветившееся легким голубым сиянием. Боксер долез первым и глянул в портал. Протянул руку, коснувшись голубого сияния. Отдернул ладонь, потер ее и вдруг с криком: «Не ссать, братва!» прыгнул прямо в свет. Витька Манохин, увлекаемый связывающей их веревкой, исчез вслед за ним.
– Вот
– Ловко, – признала Крапива и снова покачнулась, еле удержав равновесие.
Боб быстро подхватил ее и прижал к своей груди.
– Не забыл еще магии? – улыбнулась Крапива и сразу же нахмурилась, обнаружив, что находится у Боба в объятиях. Попыталась было освободиться, но тут же размякла в сильных руках.
– Так ее, так, родимую! – взвизгнул Лохматый, наблюдая за глубоким французским поцелуем, причем явно было заметно, что эльфийка данному действию совершенно не противится, скорее даже наоборот.
– Все, все, все, – пробормотала Крапива, высвобождаясь из объятий Боба. Глупо хихикая, она прислонилась спиной к стволу дуба. – Я знаю, я – скверная, я – пьяная. Хи-хи-хи… Зачем ты меня напоил, Боб?
– Послушай, Крапива, – сказал Боб, придерживая Крапиву за локоть, – перед тем, как ты вернешься домой, я хочу спросить… ты сможешь остановить это безумие?
Крапива долго не поднимала головы, потом глянула в лицо Бобу своими зеленющими глазами.
– Я не знаю, что тебе сказать, Боб. Тут так сильно все изменилось… Они действительно могут вторгнуться в наш мир?
– Они вторгнутся, Крапива, уж поверь мне, вторгнутся. Они придут сюда и не остановятся на пороге портала, даже если погибнет сотня, тысяча смертных. Они пойдут в наш мир, будь уверена, заселят его, изменят его под себя. И не удовлетворятся частью наших лесов, а будут двигаться вперед, пока не достигнут края земли. Края нашей земли, земли наших предков. Не дойдет один человек, дойдет его сын, внук, правнук… Пойдут они не с пустыми руками. Даже не хочу объяснять тебе, что такое бензопила. Я видел ее в действии – жуткое зрелище! Клянусь тебе, они дойдут, несмотря ни на что… А когда кончится земля, они срубят деревья, построят корабли и поплывут под парусами, чтобы найти новые земли. Ибо такова природа смертных – идти до конца. Ты поняла меня, Крапива?
– Я поняла тебя, – тихо сказала Крапива, – подумаю… Я скажу, обязательно скажу отцу про напалм, про монстра-танк, про бензопилу… Но теперь мне действительно пора… Мужчина, подсадите нетрезвую женщину, хи-хи. Прощай, Боб!
– До встречи, Крапива…
– Эх, жаль, – сказал Лохматый, когда зеленый с золотым шитьем плащ Крапивы скрылся в голубом сиянии. – Гарна дивчина!
– Что? – переспросил Боб, все еще глядя на портал.
– Дамочка, говорю, уж больно хорошая. И вся такая самостоятельная. Вот бы вам, вашбродие, такую жинку.
– Лохматый, ты забыл, я женат.
– Это вы про Машку, что ль? Ну и что ж с того? Вам, как я слышал, можно жен – сколько прокормите. Главное, чтобы детишки здоровенькими были. Как, кстати, здоровье детишек?
– Нормально, растут, скоро в школу пойдут. Я тут присмотрел одну приличную в пригороде, с экологическим уклоном. Жалко только, придется им ушки подрезать, – добавил Боб, морщась. – А что делать? С такими ушами их в школе задразнят, да и разговоры пойдут…
– Это верно, – закивал Лохматый, – разговоры лишние нам на хрен не нужны. Вот, к примеру, с чего бы это меня Витька Манохин мордой гоблинской обозвал? Догадался, что ли? Али кто разболтал?