Элианна, подарок бога
Шрифт:
Тут Вера оглянулась по сторонам. Никого не было вокруг, и никто не мог подслушать ее, но тем не менее она не сказала вслух то, что вслух говорить нельзя. А именно, что в банковской ячейке у нее спрятано товара на двести тысяч! Конечно, трогать их сейчас она не будет, она же не идиотка, чтобы светить то, что у нее якобы похитили! Нет, она договорилась с Виктором и Шехтером, что они два года не притронутся к этой ячейке, и в банке подписали бумагу, что открыть эту ячейку смогут только втроем. Но ничего этого осторожная Вера не
— Вот! Твоя дочка уже имеет пол-лимона! Представляешь? А ты ушла! Ну зачем ты так рано ушла? Мы бы вместе поехали в Европу, причем — первым классом! Понимаешь, я еду первым классом!.. — Вера встала с колен, отряхнула их от земли и травы. — Ладно. Пока, дорогая. И вообще, я не прощаюсь, я знаю, что ты будешь со мной. Пока…
Выйдя с кладбища, она села в желтое такси Марка Шехтера и сказала устало:
— Домой!
Марк тронул машину, выкатил на Белт-Парк-вэй и погнал навстречу вечернему солнцу на юг, вниз, к Шестнадцатой улице Брайтона.
Он не видел, что и до кладбища, и с кладбища их сопровождал неброский серый «шевроле».
Но когда у старого, с наружными пожарными лестницами, многоквартирного дома на 16-й Брайтон-стрит Вера подошла к своему подъезду и открыла его своим магнитным ключом, в этот самый момент чья-то огромная мужская рука зажала ей рот, а вторая рука взяла в обхват за плечи, с силой втолкнула в подъезд, и мужской голос произнес у самого уха:
— Только пикни, сука! Шею сломаю!
Вера узнала и эти руки, и этот голос.
— Идем в квартиру! Быстро! — приказал Стенли, толкнул ее к лифту и нажал кнопку вызова кабины.
Вера хорошо знала силу этих рук и покорно вошла в открывшуюся дверь кабины.
— Какой этаж? — спросил Стенли, продолжая держать ее в обхват и зажимать рот.
Вера на пальцах показала: четыре.
Он нажал кнопку, старый лифт со скрипом медленно дополз до четвертого этажа.
— Быстрей! Пошли! — приказал Стенли. — Какая квартира?
В коридоре было двенадцать дверей, но на Стенлино счастье никто из соседей не вышел в эту минуту из своей квартиры. Впрочем, если бы кто-то и вышел, то Стенли так любовно приобнял бы Веру за плечи, что она и не пикнула бы. Перед дверью с номером «47» Вера сама достала из сумочки ключи и открыла квартиру. Стенли втолкнул ее внутрь, захлопнул дверь, протащил в комнату и, прежде чем разжать свои ковши орангутанга, оглядел убогую эмигрантскую квартиру и предупредил:
— Только тихо! Если начнешь орать, язык из глотки вырву! Договорились?
Вера утвердительно замычала в ответ.
— О’кей! — сказал он и швырнул ее на диван, а сам легко подтянул тяжелое плюшевое кресло и сел напротив. — Теперь слушай меня! Ты думаешь, ты самая умная, всех развела и сорвала пол-лимона, да? Так
Вера посмотрела ему в глаза. Когда-то эти глаза вобрали ее в себя целиком и опустили в бездну его вожделения так, что у нее онемели ноги. Но теперь эти черные, как антрацит, глаза, были как два стальных кинжала, а ноздри его огромного еврейского носа хищно раздувались от бешенства.
— Раздевайся, — тихо сказала она.
Он рассмеялся:
— Дура! Неужели ты думаешь откупиться за fuck?
— Нет, — ответила Вера. — Я не собираюсь to fuck с тобой. Но я хочу убедиться, что на тебе нет магнитофона и ты не запишешь меня на пленку. Раздевайся.
— Не дура… — удивился он. — На мне нет магнитофона, клянусь.
— Fuck с твоими клятвами. Я ничего не скажу, пока не увижу своими глазами.
— О’кей, — сказал он и снял рубашку.
Каждый сантиметр этой мощной груди, эти огромные плечи и бицепсы она когда-то целовала взасос.
— Ну? — сказал он. — Смотри. Я чист.
— Джинсы! — приказала она.
— Не морочь голову! Я не стриптизер!
— Ты хуже. Я ничего не скажу, пока не снимешь.
Он похлопал себя по ляжкам и коленям:
— На мне ничего нет! Видишь?
— Нет, не вижу. Я читала: полиция клеит магнитофон Viarga прямо под яйцами.
— Ну ты и сука! — он расстегнул ремень и резко опустил джинсы вместе с трусами. — Смотри теперь!
Смотреть, конечно, было на что. Роскошный Корень Жизни, знакомый до прожилок и с круглой луковицей-головкой, обнаженной обрезанием.
— Ну? — сказал он нетерпеливо и усмехнулся: — Убедилась? Или хочешь пощупать?
Она медленно повела глазами вверх от паха по его огромной, как у атланта, голой фигуре. В эпоху Возрождения с таких фигур рисовали богов, а Микеланджело изваял Давида.
И по мере того, как поднимался по его телу ее искующий взгляд, вдруг стал подниматься и его могучий пенис. А когда ее взгляд встретился с его взглядом, она увидела, что эти глаза уже перестали быть кинжалами, а снова ухватили ее всю и потащили в себя.
Усмехнувшись тихой улыбкой рафаэлевской Мадонны, Вера молча опустилась с дивана на колени и коснулась губами его воспаленного Корня Жизни. А Стенли обеими руками ухватил ее голову и с нетерпеливой силой притянул к себе, принуждая сделать все сразу, целиком.