Эликсир бессмертия

Зотова Анна

— Да нет, я сама, — кашель душил ее, а ей почему-то обязательно надо было убедить Елену Петровну, что это она сама, — сама дога… гадалась… Сама…

— Да, это Георгий Константинович. — Теперь голос хозяйки звучал глухо и отчего-то недобро, словно своей догадкой Аня нарушила какую-то только ее тайну, куда посторонним доступа нет. А может, она просто боялась, что доктор Лоренц сказал Ане еще что-то такое, чего говорить не следовало. — Впрочем, я тебе этого не говорила, имей в виду… А ты что, знаешь Чебракова? — вдруг насторожилась она.

— Знаю. — Аня наконец откашлялась. В горле стоял жуткий перхотный зуд, и она сделала несколько глотков пива. — Они дружили с моим папой. Потом папа умер.

Дождь все сильнее барабанил по карнизу, по стеклу, все гуще шумел там, дальше,

на втором плане, мало-помалу переходя в ливень. Елена Петровна долго молчала, глядя на дождь.

— Прости, душа моя, — наконец вымолвила она едва ли не через силу, повернувшись лицом к Ане. — Видишь, как все в жизни заплетено. И ведь это неспроста, ничего случайного нет. — И, словно перелистнув десяток страниц, без всякого перехода заговорила о другом: — Я уж не знаю, что тебе там наплел доктор Лоренц… ну да ладно, это его дело… Понимаешь, моя дочь его очень любит — Георгия Константиновича, очень… Мы ведь с ним вместе в школе учились, и классе в седьмом у нас был даже роман. Роман на Чистых Прудах. Я жила тогда на Чистых Прудах, и мы с ним там часто гуляли. Хорошее было время, какое-то сладкое… Потом, после школы, он уехал учиться в Кембридж, а вернулся уже с женой. Очень красивая была у него жена — Аманда. Она увлекалась горными лыжами, привлекла к этому и Жору, и как-то летом в Альпах они попали под сход лавины. Жору откопали, а ее не нашли…

«Жору! — Аня даже вздрогнула от своего открытия. — Вот кто такой «ж»!

— …Очень красивая была женщина, Жора ее так любил… Года через три он женился на Ольге Ильинской. Она была племянницей Гансовского (да-да, того самого, медиамагната), и женитьба на ней очень укрепила Жорины позиции. Хотя, зная Жору, я не думаю, что это был брак по расчету. Оля замечательный человек…

— Да, я помню тетю Олю, — кивнула Аня, так и эдак обкатывая в голове свою «эвирику» насчет «ж». — Они несколько раз к нам приезжали… Она тоже очень красивая.

Елена Петровна усмехнулась.

— Жора всегда знал толк в женщинах, этого у него не отнимешь… В общем, когда у меня появилась Оксана, Жора резко двигался в гору. А когда ей пришла пора идти в школу, он был уже большим человеком. Своих детей у них ни с Амандой, ни с Ольгой не было, и получилось так, что он очень привязался к моей Оксане. Так часто бывает. Помог устроить ее в хороший садик, потом в хорошую школу и дальше ей помогал по жизни. Он вообще очень отзывчивый, несмотря на дикую загруженность. Я знаю, что он многим так помогал…

«Я тоже знаю», — горько подумала Аня.

— Короче говоря, душа моя, в некотором смысле мы с Оксанкой были за Жорой как за каменной стеной. И доктор Лоренц не мог этого не чувствовать. И не мог не испытывать определенных чувств к Жоре. Я имею в виду ревность. Я мало что знаю об их совместных делах (кое о чем, конечно, догадываюсь), но помимо дел они еще и дружили. Помощь от доктора Лоренца я не принимала (а почему не принимала, и сама не знаю), и он на это ужасно злился, тем более что Оксана Жору любила гораздо больше его. В общем, непростая это была дружба… Но и люди они непростые, очень непростые. Особенно Лоренц…

— А не могли бы вы рассказать о нем? — заикнулась было Аня. И даже вздрогнула, когда Елена Петровна резко ответила:

— Нет, душа моя! О докторе Лоренце я не буду рассказывать ничего. Ни тебе, ни кому-то другому. Давай сразу закроем эту тему. Договорились?

— Ладно, как хотите. — Аня сделала слегка обиженный вид. — Договорились.

— Короче говоря, в конце концов, друзья стали врагами, Жора заболел, и когда Оксана узнала, что ее родной отец не хочет ему помочь, она буквально осатанела. Я никогда не видела ее такой. Она, видишь ли, чуть ли не сразу после школы уехала с будущим мужем в Молдавию, там они весьма бурно расстались, его за что-то посадили в тюрьму, она связалась с сектантами, кое-как от них отстала, уехала на Кавказ… — Елена Петровна тщательно подбирала слова, чтобы не сказать лишнего. — В общем, жизнь у нее была непростой. А с Кавказа вернулась просто фурией: жестокой, страшной, беспощадной какой-то. «Я, — говорит, — мама, убивала там живых людей. Они мне потом снились и во сне убивали меня. И убили».

Мне жутко с ней было в одной комнате, просто жутко, представляешь? Никогда не думала, что буду бояться свою родную дочь. В общем, она решила пойти войной на своего отца в самом прямом смысле этого слова. Я так понимаю, что после Кавказа она уже не могла без войны… А может, дело не в Кавказе, может, это у нее было с детства, просто я этого не замечала… А после Кавказа заметила. Она была готова мгновенно ополчиться на кого угодно, — по поводу ли, без повода ли, — и идти насмерть, идти до конца. Только Жору продолжала любить и говорила, что он для нее всегда был больше, чем отец. Когда доктор Лоренц появился в Москве, она попросила у него эликсир для Георгия Константиновича. Нет, не попросила — просить она никогда не умела, — потребовала. Это было при мне, я помню, как доктор засмеялся и говорит: «Интересно, а если бы заболел я, а эликсир был бы у него, ты вела бы себя так же?» Оксана говорит: «Ради тебя я не шевельнула бы и пальцем». В общем, они страшно тут поругались, вернее, ругалась главным образом Оксана, а отец старался свести разговор к шутке. Он вообще, скажу я тебе, не конфликтный человек. Что она ему только не говорила, как только не называла! У нее буквально пена на губах выступила. И я все боялась, что она просто с ума сойдет от своей собственной ярости. В конце концов, отец ушел, а она кричала ему вслед из окна: «Берегись, гад! Я вам всем устрою! Ты мне сам все принесешь, сам!..»

Елена Петровна рассказывала что-то еще, но Аня уже не слушала. Она продолжала хранить на лице внимательно-заинтересованное выражение, а сама с каким-то непонятным облегчением думала, что вот все и встало на свои места. Нет, в этой истории, конечно, осталось еще много непонятностей, но в принципе картина ясна. Чтобы выбить из доктора Лоренца эликсир, Оксана организовала похищение своей сестры. А все остальное, как писал Юрий Визбор, «такси». Аня достала из сумочки косметичку, набитую ватой, осторожно покопалась там и вынула злополучный пузырек.

— Вот, — сказала она и осторожно поставила его на стол.

Елена Петровна замолчала. Она стояла у окна, продолжая кутаться в платок, и смотрела на Аню, словно ожидая от нее еще чего-то. Чего?

— Простите меня, Елена Петровна, — вздохнула Аня. — Я такая дура!

— Да что ты, душа моя! — Елена Петровна подошла к ней и легонько ее обняла. От нее еле слышно пахло валерьянкой. — Ты вела себя очень достойно. Доктор Лоренц позвонил мне вчера и сказал, что ты была выше всяких похвал. А он врать не будет. Он у нас честный…

Они проболтали еще около часа, но уже о вещах, не имевших отношения ни к Оксане, ни к Лоренцу, ни к Чебракову. Пузырек с эликсиром, мирно стоящий на столе, словно растопил какой-то их общий внутренний лед. Елена Петровна рассказала кучу смешных историй из жизни ее собачек, и они долго рассматривали фотоальбом, где Марсик, Венчик, Баксик и Менчик были запечатлены в разные периоды своей жизни. В этих нейтральных водах, которые никого ни к чему не обязывали, обе чувствовали себя легко и свободно. Правда, Аня боялась, что Елена Петровна все же соскользнет на свою излюбленную «гадальную» тему и вспомнит о дальней дороге и крестовом короле, о чем она в свое время предупреждала Аню, но, слава Богу, у Елены Петровны хватило ума забыть обо всем этом. А может, и правда забыла? Они поцеловались на прощание, и Аня вызвала лифт.

Ливень уже сошел на нет, так что зонтик можно было не доставать. Чего-то хотелось такого… незнамо, в общем, чего… Стемнело. Серое набрякшее небо угрожающе низко нависло над городом, и машины по проспекту Мира шли медленно, упираясь друг в друга фарами и стараясь держать дистанцию. Аня купила связку бананов и спустилась в переполненное метро, чтобы выйти на «Чистых прудах». Почему-то ей захотелось взглянуть на пруды, пройтись мимо них, туда пройтись и обратно, просто так, без всякой цели, одной. Дождя и здесь уже не было; дул ветер, сильно морщиня воду и хлопая плохо закрепленной стеной павильона «Кока-Кола». Проехали одна за другой две машины «скорой помощи», активно работая мигалками. К спинке одной из лавочек прилипла забытая кем-то косынка в белый и красный горошек.