Шрифт:
Часть 1. Боливар не вынесет двоих
Если жизнь и рассудок дороги вам, не выходите на болота в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно.
Глава 1. Доцент
бойкие женские голоса вытащили меня из дурного сна.
Там я лежал пластом на операционном столе, а сверху колдовали двое в резиновых фартуках. Плотный курчавый брюнет распиливал «болгаркой» мой череп, а немолодой красавец-атлет с ослепительно белой шевелюрой руководил операцией.
– Осторожнее, мозг не задень. Подцепил? Вытаскивай. Держи-ка. Да аккуратней внедряй, аккуратнее. Закрывай и заклеивай. Волосы ему причеши. Всё, закончили.
– Белый, зачем? – спрашивал я блондина.
– Тебе знать не положено. Операция засекречена, гриф «АС» – абсолютно сугубо, – и, уже брюнету. – Активируй.
В уши ворвался бешеный рёв и грохот – и я проснулся.
А наяву ещё гаже. Мы с дочкой угодили в огромную каменную пещеру; из глубины выскочил чёрный хищник – за нами началась охота. Я рвал Катюшку за собой, но плотный, как вода, воздух туго пеленал ноги и руки.
Радио хрюкнуло и завершило прерванный шлягер:
…Зашла в Овальный кабинет – А там Обама.
– Вы слушали хит сезона «Овальные страдания» в исполнении группы «Кузькина мать».
Да ведь и хищник – тоже сон!
Поезд затормозил. Июльское утреннее солнце бьёт прямо в окно.
– Граждане пассажиры! – чеканный голос вконец развеял дремоту. – Наш поезд находится в шлюзе. В Большую Зону прибываем через тридцать минут. Прослушайте правила поведения в Би Зед.
Радио замолчало, будто подыскивая нужные слова, и вновь ожило.
– Правило первое. Командированные на один день должны покинуть Большую Зону засветло. В противном случае Российская Федерация не отвечает за вашу жизнь и здоровье. Правило второе. Прочие прибывшие в Би Зед руководствуются понятиями Большой Зоны. В противном случае ваша безопасность не гарантируется. Приготовьте вещи к досмотру.
Кто бы сказал – не поверил: трёх часов не пройдёт – и я нарушу главные понятия Большой Зоны. А заодно и серьёзные статьи Уголовного кодекса.
Дверь открылась, в купе заглянула светленькая проводница с овальным бейджиком на высокой груди: «Наталья. 2.000».
Две тысячи – чего? Часов трудового стажа? Ладно, без интереса, сегодня же обратно.
– Распишитесь
– А линейка логарифмическая дозволяется?
– Пожалуйста, – улыбнулась. – И даже калькулятор не грех.
А девочка с юмором, на Катюшку похожа.
– Папуль, я не хочу, чтобы ты ехал.
– Всё будет хорошо, Катёнок. Там ведь тоже люди.
– Нет, преступники. И ещё говорят, оттуда не все возвращаются. Уедет человек – и пропал, никаких следов.
– Так бывает, но редко. Ведь я всего на день. Даже вторые очки не беру, для близи.
– Пап, у меня предчувствие…
– Доча, я вернусь, вернусь обязательно.
– Обещаешь?
– Век свободы не видать.
Двадцать тысяч нужны прямо сейчас, ей на операцию. И два раза в год по пять штук – на лекарства и санаторий, чтоб исключить рецидивы. Слава богу, тема в Би Зед подвернулась, на Материке такие деньги нынче не взять.
За окном проплывает глухая бетонная стена со свёрнутой спиралью колючкой.
На станции меня ждали.
– Добро пожаловать в каменный век, – похожий на колобка мужичок в синем комбинезоне протянул руку. – Пухлый.
– Александр…
– Хренушки. Будешь Доцентом, на весь день. Так решили. Ну, пошли.
Он заглянул в глаза:
– Я, между прочим, тоже кандидат наук. А здесь по контракту, из пяти лет полгода осталось. Но я хочу продлить.
– На пять лет – добровольно?
– А что делать? Жена больная, детей трое. На Материке-то нынче не заработаешь. А нам каждый год полсотни надо.
– Пятьдесят штук? Рашенбаксов?
– Да я здесь больше имею, только расходы, туда-сюда.
Пухлый отстал и, нагнав меня, подкатился с другой стороны.
– Не сегодня-завтра и тут всё схлопнется. И что тогда делать, ума не приложу. Смотри, Доцент, вот наши кормильцы. ЭР-заводы.
– Господи, ну и монстры. А почему трубы-то лиловые?
– Другой краски не было. Во-он «лисий хвост», видишь? Последний дымит, остальные уже на приколе.
– А что случилось?
– Доцент, а чего ты меня не называешь никак? Говори «ты», здесь так принято.
– Хорошо, Пухлый.
– Что стряслось, спрашиваешь? Китайцы свои редкие земли на рынок выбросили. Цены обрушились, наши заводы крякнули. Вон, один-одинёшенек в полную-то силу работает.
По обеим сторонам безлюдной улицы уныло тянулись бараки.
– Слушай, Доцент. Мы, учёные, должны держаться друг за друга. А эти, – он кивнул на бараки, – они чужие. Говорить наловчились складно, а по сути-то – звери. Спиной к ним лучше не поворачиваться.
– А вообще здесь как?
– Херово.
– Ну хоть что-то хорошее имеется?
– Ага. Бабы.
– ?!
– Их тут мало, да. Зато всё проще, никаких церемоний. Баба, она ведь тоже человек, самой хочется. Так чего стесняться?