Эликсир князя Собакина
Шрифт:
— Приезжают, а муж-то — в платьице. Все, белая горячка налицо! — живо представил ситуацию Петр Алексеевич.
— А вот хрен вам по всей морде! Я как раз была в элегантном таком брючном костюме, Лайму Вайкуле представляла, они и не поняли ничего. Схватили и волокут, а я вся на измене такая, ору, уже всякую элегантность растеряла — лишь бы спастись от этих инквизиторов от медицины. Спасибо вот Пашка, друг настоящий, на тот момент в Питере проездом случился, выкрал меня, практически из-под иглы вытащил. Тут и сказке конец. Вернулась я домой грустная, но решительная,
— А дальше? Дальше?!— воскликнула Вера.
— А дальше я уже решила не сочетаться законным браком. Я же влюбчивая. Вот, например, ты, Верочка, мне уже очень симпатичная стала.
— Давайте вздрогнем, тяпнем и будем здоровы! — быстро наполнила рюмки Мурка.
Вздрогнув и тяпнув, хозяйка вновь удалилась в свою гримуборную.
— Концерт окончен? Можно поговорить о делах? — спросил у Живого Савицкий.
— Не думаю, — покачал головой Паша.
В следующем образе Жозефина Павловна стала как будто выше ростом — вероятно, благодаря босоножкам на высокой платформе. На ней был то ли длинный свитер, то ли короткое платье, перетянутое по талии черным поясом. Ноги, оказавшиеся довольно-таки стройными, обтягивали блестящие черные брюки. Длинные пальцы чуть выступали за кромку обуви, но это смотрелось трогательно, беззащитно и вместе с тем — продуманно.
— Рената Литвинова, что ли? — опознал Савицкий.
Жозефина поглядела на него огромными сумасшедшими глазами и несколько раз едва заметно кивнула.
— Ну, вот, — присаживаясь на краешек стула, произнесла она. — Просто если чувствуешь так, как чувствую я, то слова не нужны. Вы, наверное, подумали тут себе: клоунесса, чудик. И да, и нет. А я живая, понимаете? Люди сейчас такие, что не поймешь — из пластика они или из мяса, а у меня еще и душа. Я могу повеселить людей, нет, мне не сложно, но хочется другого. Вы меня понимаете, Петр?
— Стараюсь, — пробормотал Савицкий. — Но вы так стремительно меняетесь...
— Это потому, что у меня совсем нет духовного общения. Люди приходят и уходят, и мы не успеваем узнать друг друга, не успеваем понять, как сразу надо прощаться. От этого я замыкаюсь в себе, в своей скорлупе. И от скуки раскрашиваю эту скорлупу в разные цвета. Вера, вы меня понимаете?
— Да, конечно, есть такая русская традиция — красить яйца, — блеснула знаниями княжна. — Мы дома тоже красим. Но ведь православная Пасха уже прошла.
— Верно, — вздохнула Жозефина.
Из какого-то едва заметного кармана она достала тонкую сигарету и замерла, ожидая, что к ней потянутся с зажигалками. Но никто не потянулся: Савицкий и Вера не курили, а Паша Живой забыл, где лежат реквизированные у Савицкого спички. Эта драматическая пауза могла продолжаться бесконечно, но тут раздался громкий стук в дверь. Стучали, по-видимому, ногой.
— Жопа, ты сегодня в каком образе? — спросил из коридора мужской голос. — Выпить дашь?
— Вован вернулся, — уронила сигарету Жозефина. — Это он меня таким словом зовет, потому что я Жозефина Павловна. Сволочь грубиянская! Он как на меня наедет — так я сразу и развоплощаюсь. Реакция организма такая.
—
— Не стоит. Вы уедете, а я тут с ним останусь. Я должна сама, сама! Но я такая слабая... Он каждый день дарит мне во-от такой букет неприятностей, — тихо пожаловалась Жозефина.
Она выпила залпом сто грамм и исчезла в своей комнате.
Сообразив, что сегодня ему не нальют, Вован пнул дверь еще раз и ушел. Казалось, что на этом все и закончится. Но тут хозяйка вышла к гостям в последний раз. На ней была шелковая темно-коричневая блузка с бантиком, шерстяная юбка до колена, волосы были скромно заколоты, макияж почти отсутствовал.
— Дорогие ребята, я забыла сказать, чтобы вы располагались как дома. Выбирайте себе спальные места. Очень мило с вашей стороны, что вы меня посетили. Запасные ключи я оставляю на подоконнике. Завтрак приготовите себе сами. А я пойду к себе, проверять тетради. Может быть, сегодня ночью он явится.
— Кто явится? — испуганно спросила Вера.
— Сашенька... Пушкин... — вздохнула Жозефина Павловна и исчезла в гримуборной. Повернулся ключ в замке. Представление было окончено.
— Какой Пушкин? — встревожено спросил Савицкий. — Белая горячка, что ли?
— До горячки еще далеко, — успокоил его Живой. — Она сейчас в образе нашей училки русского и литературы. В таком состоянии она проверяет тетради и хочет, чтобы к ней явился Пушкин.
— Зачем?
— Чтобы полюбить ее страстно.
— Она проверяет тетради? — удивилась Вера. — Она в самом деле учительница?
— Тетради у Сени свои, старые, школьные. Живого места там не осталось уже, а он их проверяет и проверяет. А Пушкин все не идет... — как-то вдруг очень по-человечески пожалел друга Паша, раздвинул тарелки и аккуратно положил голову на стол.
Глава 9
Бабст
— Широко жил Дмитрий Иваныч! Домик элитный, построен явно по голландскому проекту. Квартирка, правда, на первом этаже, да и капремонт, наверно, делали еще при Бойле-Мариотте. Но локейшен знатный!
Искатели эликсира князя Собакина стояли перед главным зданием Петербургского университета — знаменитыми «Двенадцатью коллегиями». Как выяснил Паша, именно здесь, в квартире, расположенной слева от входа, Дмитрий Иванович Менделеев прожил почти сорок лет и увидел во сне свою таблицу. Теперь здесь был музей-архив, и в нем мог отыскаться заветный прибор. Троица прибыла на место в одиннадцать утра, точно к открытию.
Дав оценку уровню жизни профессора химии, Живой подошел к высокой чугунной ограде, окружавшей здание, пощелкал по ней пальцем и заглянул сквозь прутья в окна музея.
— Рамы двойные, решетки тоже двойные, при входе наверняка круглосуточный пост охраны. Господ грабителей просят не беспокоиться.
— А мы что, собирались воровать музей? — изумилась княжна. — Пьер, что говорит этот бандит?
— Сестренка, ну что ты, что ты... — поспешил успокоить ее Савицкий. — Конечно, мы не будем грабить Менделеева. Паша шутит.