Эликсир от глупости
Шрифт:
– Ой, мамочки, ой, мамочки, – беззвучно шептали ее побелевшие губы. – Что же это делается, неужели грабители? И что за «крысу» в кабинете они собираются найти?..
Вика лежала на полу и лихорадочно соображала, как ей выбраться живой и невредимой из этой передряги. Заглянув через щель в торговый зал, она увидела, что никого нет. Тишина стояла гробовая, и только кровавое пятно, растекшееся на полу, свидетельствовало о том, что здесь только что произошло настоящее убийство. Вика тряхнула головой.
– Может быть, я сплю и мне все это приснилось?
Но тошнотворный, приторный запах крови, настойчиво лезущий в нос, говорил о реальности происходящего.
«Миленькое ты мое, если б не ты, лежала бы я сейчас рядом с Олегом в подсобке», – с горечью подумала она, и слезы сами собой покатились из ее глаз.
В это время в кабинете хозяина магазина Виктора Колесова шел неприятный разговор.
– Ну что, мразь, думал, не найду тебя? Думал, никто не узнает, что это ты Лысого пришил после того, как ему пахан передал, где касса спрятана?
В сознании Виктора тут же всплыли воспоминания. Он на зоне, все спят, и вдруг в тишине он отчетливо слышит голос пахана:
– Эй, Лысый, подойди-ка, на кровать сядь да наклонись поближе. Слушай сюда: помру я скоро, может, сегодня ночью и отойду. Я маляву на волю передал, что отныне ты будешь держателем общаковой кассы. Помнишь дачу мою в Каменском, ту, что конфисковали? Вот там…
Дальше Виктор слышал только обрывки фраз. Лысый почти вплотную склонил голову к пахану, поэтому то, о чем они говорили далее, слышно практически не было, но некоторые слова – банька, фундамент – Виктор все же услышал. Через несколько дней пахан умер, а на следующий день после его смерти на Лысого обрушилась стопа бревен: оборвался трос, держащий эту махину. Только один заключенный видел, как возле бревен мелькнула чья-то тень…
– О какой кассе речь? – заикаясь, пролепетал Виктор. – И вообще, кто вы такие, я вас не знаю!
– Зато мы тебя хорошо знаем, ты дурочку-то не валяй! Неужели не догадался, кто мы такие? Говори, откуда деньги взял, чтоб так развернуться? Это какой же уставной капитал нужно иметь?
– Так наследство я получил, от тетки родной! Она в Израиле проживала, вот померла и все мне завещала.
– И много завещала?
– Дык почти пятьсот тысяч зеленых! Неужто вы думаете, что я от таких денег еще на какую-то кассу позарюсь?
– Ну вот и хорошо, – хищно улыбнулся главный.
– Эй, нотариус, – обратился он к белобрысому парню с совершенно бесцветными ресницами и бровями. – Быстро оформляй завещание. И чтоб все законно было, ясно?
Белобрысый тут же расположился за столом и достал бумаги.
– Здесь все уже давно готово, осталось только подписи поставить.
– Там все указано?
– Ну конечно, Командор, все движимое и недвижимое имущество, включая денежный эквивалент, все законно. Перечисление включим потом.
Командор повернулся к посиневшему Виктору:
– Ну, Буратино ты наш богатенький, хочешь жить – подписывай бумаги.
– Братва, да вы что, по миру меня пустить хотите? Не брал я никакой кассы, крест святой.
– Не
– Не буду я ничего подписывать! – переходя на визг, заорал Виктор.
– Не бойся и не ори, дурак, это ж в случае твоей безвременной кончины. Вишь, какие времена настали, бизнесменов как куропаток отстреливают, вдруг и с тобой что произойдет? Ты человек одинокий, родни никакой, детками не успел обзавестись, – при этих словах Виктор испуганно вскинул глаза на Командора, но тот продолжал говорить как ни в чем не бывало: – А мы с тобой как-никак корешками являемся, на одних нарах сидели, правда, жаль, в разное время, не довелось нам раньше познакомиться. Значит, я тебе самый что ни на есть родственник! А я, если что, обещаю похороны организовать по высшему разряду, в лакированном гробу тебя похороню, друг мой сердешный, а на памятнике стихи напишу, как я по тебе скорблю, – и Командор радостно загоготал. – Давай, давай, подписывай! Кататься-то понравилось, теперь пришла пора саночки везти, или оглох ты, Витек?
Колесов тупо уставился на документы, которые положил перед ним белобрысый нотариус.
– Слушай, что скажу, Командор, – вдруг стальным голосом проговорил Виктор. – Зря ты так старался: дело в том, что все это имущество – не мое!
– Это как же – не твое?
– А вот так!
– И чье же оно, интересно?
– Все принадлежит по документам совершенно постороннему человеку. Я ведь предвидел данный оборот, слава богу, не дураком родился, поэтому подстраховался. Тот человек даже не подозревает, что является держателем капитала, так уж получилось. А я распоряжаюсь движением денежных средств по доверенности. Вот и выходит, «корешок», что моя смерть тебе ровным счетом ничего не даст! Подлинный документ в надежном месте, тебе до него не добраться, и, если ты предъявишь свои права, он сразу всплывет на поверхность. Не думаю, что тебе захочется иметь дело с волками адвокатуры. А то, что я доверил такое дело «волкам», это я тебе гарантирую. Да и органы могут заинтересоваться новым наследником.
Виктор, самодовольно усмехнувшись, откинулся на спинку кресла: ему нужна была отсрочка, и он уже считал, что добился ее.
– Ты давай подписывай, а там разберемся, что к чему, – приказал Командор.
Виктор, кривя рот, подписал бумаги размашистой росписью и пробормотал:
– Моя подпись – это филькина грамота, она не имеет юридической силы, но, раз ты так хочешь, пожалуйста.
Командор, взяв бумаги в руки, произнес:
– Так, дату подписания сего шедевра мы потом поставим. Думаю, установить личность держателя капитала не составит особого труда, любому волку жрать охота, все в этом мире продается и покупается, если не за большие деньги, то уж за очень большие – точно! А вот твоя смерть, урод, даст мне чувство полного удовлетворения. Долги платить нужно! Неужто не знал, Колесо?
Виктор вздрогнул, когда услышал эту кличку. Так на зоне назвал его Лысый, и на протяжении всех трех лет, пока Виктор отбывал срок, его только так и называли.
– Да и не только в этом дело, – услышал Виктор дальнейшую речь Командора. – Лысый братом моим был, а ты его под бревнами похоронил, как последнюю шестерку, такое не прощается. А деньги твои я его семье передам, пусть хорошо живут и ни в чем себе не отказывают. Ну, не все, конечно, отдам, – засмеялся он, – кое-что и себе за труды оставлю, недаром же я столько времени выжидал, пока ты обнародуешь свои капиталы! Ладно, прощай. Царствия небесного я тебе пожелать не могу, да и перины пуховой не обещаю.