Елизавета Петровна
Шрифт:
Но вот портьера из соседней комнаты поднялась, и в гостиную величественной походкой вошла княжна. Она была одета вся в белом, и это особенно оттеняло её оригинальную красоту.
Злоба графа вдруг пропала. Он смотрел на неё обворожённый.
«И эта девушка моя, – подумал он. – Мне стоит протянуть руку… Зачем я так долго медлил? Пусть она не княжна, но царица по красоте. Зачем я мучил её? Она похудела».
Княжна действительно несколько изменилась с последнего дня, в который её видел граф. Она
– Как давно мы с вами не видались, граф! – ровным, спокойным голосом сказала она, протягивая ему руку.
Свенторжецкий невольно припал губами к этой прелестной руке и стал с жадностью целовать её.
– Садитесь, граф! – Грациозным жестом указала княжна на один из табуретов, стоявших возле дивана, и лениво опустилась на последний.
Граф сел и стал удивлённо беспокойным взглядом смотреть на княжну. Она, видимо, не чувствовала ни малейшего смущения и со спокойным, обыкновенно полукокетливым и полунасмешливым выражением лица смотрела на графа.
«Что она, действительно ничего не знает или притворяется?» – неслось в уме последнего.
Наступило неловкое молчание. Его прервала княжна Людмила:
– Что это, граф, вы совсем пропали? Сколько времени я вас не видела у себя. Неужели ваша головная боль, припадок которой случился как раз у меня, так отразилась на вашем здоровье. Вы были больны?
– Нет, я не был болен, – ответил граф.
Княжна играла кольцами и браслетами на руках, а предательский ноготь так и бросался в глаза графу; он напоминал ему, что он здесь – властелин, а между тем его раба играла с ним, как кошка с мышью. Это бесило его и отразилось в тоне его ответа.
Княжна заметила этот тон, и её лицо приняло надменное, холодное выражение.
– В таком случае я отказываюсь объяснить ваше более чем странное поведение относительно меня. Вы сидите у меня, чуть не признаётесь мне в любви, обрываете это признание на половине, объясняя внезапным приступом головной боли, уезжаете, не кажете глаз около месяца и наконец просите свидания запиской, очень странной по форме. Согласитесь, что я вправе удивляться.
– Но разве вы не знаете, что мне всё известно? – вдруг выпалил граф, и его взгляд сверкнул торжеством.
– Вам? Всё известно? Что именно?
Этот вопрос был задан так искренне, что граф положительно опешил.
– Вам, значит, ничего не передавал Никита? – вслух сказал он.
– Никита? Какой Никита? – с тем же спокойным недоумением вместо ответа спросила в свою очередь княжна.
«Она играет, – мысленно решил граф. – Посмотрим кто кого!» И он добавил громко:
– Никита Берестов.
– Никита Берестов? – медленно произнесла княжна. – Кто же это такой? Позвольте, не тот ли, которого звали «беглым Никитой», убийца моей
Граф молчал, упорно глядя своими чёрными, проникающими, казалось, в самую душу глазами на молодую девушку. Та спокойно выдержала этот взгляд и спросила:
– Где же этот Никита?
– Вам лучше знать это.
– Мне? Послушайте, граф, если это шутка, то очень неуместная. Вы, быть может, больны? Очевидно, вы нездоровы, если говорите такие вещи. Убийцу моей матери, Никиту Берестова, ищет полиция, а вы мне говорите, что мне лучше всех знать, где он находится.
– Он бывал у вас.
– У меня? Нет, лучше переменим этот разговор! – И княжна, как показалось Свенторжецкому, почти с соболезнованием посмотрела на него.
Этот взгляд красноречивее всяких слов показал графу, что она считает или, лучше сказать, делает вид, что считает его сумасшедшим.
– Зачем менять разговор? – воскликнул граф, у которого хладнокровие молодой девушки вырывало из-под ног почву. – Я именно по этому поводу просил вас назначить мне свидание. Снимите маску! Предо мной нечего играть комедию. Я сам виделся и говорил с Никитой Берестовым.
– Вы видели его и говорили с ним? – медленно произнесла княжна. – Это становится серьёзным. Значит, вы-то действительно знаете, где он находится. Он, может быть, даже сознался вам в преступлении?
– Да, и рассказал всё.
– Вы, граф, служите в сыскном приказе? Я спросила это потому, что иначе не знаю, зачем вы допрашиваете убийцу?
– Чтобы обличить его сообщницу.
– У него были сообщники?
– Я говорю – сообщницу.
– И они, конечно, теперь в руках правосудия?
– Они могут быть. Это зависит от вашего желания.
– От моего? Тогда, конечно, я желаю этого… На вашей обязанности лежит тотчас же уведомить, что вы знаете, где находится убийца моей матери и несчастной Тани… Ведь вы знаете, что это её отец.
– Я знаю это, – мрачно сказал граф Свенторжецкий.
Он начал понимать всю шаткость своего положения, если княжна будет продолжать в этом тоне. Наглость, с которою она говорила с ним и глядела на него, положительно парализовала его волю.
– Если вы не сделаете этого, – взволнованно продолжала княжна, – то это сделаю я… Я сегодня же вечером поеду к дяде и расскажу ему о вашем открытии, а завтра доложу об этом государыне.
– И это сделаете вы? – запальчиво воскликнул граф.
– Ну да, конечно, я! – Смерила его княжна взглядом. – Кому же ещё сделать это, как не дочери покойной?
– Вы – не дочь княгини Полторацкой.
– Что-о-о? – Встала княжна, и тотчас же встал и граф.
Они несколько мгновений стояли молча друг против друга. Взгляды их чёрных глаз скрещивались, как острия шпаг.