Елка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы
Шрифт:
— Именно! — обрадованно подхватил он. — Но Сталин в долгу не остался, лишил ветеранов и льгот, и доплат за ордена. Конечно, исключительно «по просьбам» самих трудящихся, чтобы все деньги — на восстановление хозяйства.
А про это я знаю. Потом, конечно, льготы вернули. И чем дальше от войны, тем их становится больше. Потому что ветеранов все меньше. Такая вот историческая закономерность.
И еще: чем дальше от Победы, тем больше ее культ. Потому что создавать его все легче. Такая вот идеологическая закономерность.
Отчего-то
10 мая
Все! С меня хватит!
После уроков открыла журнал, а там в годовой графе против рубинской фамилии пятерка! И в четверти между текущими пара штук появилась — для правильности итогового показателя.
Тут же помчалась к Сове — ясно, что ее рук дело. Она выходила из кабинета, когда я подскочила:
— Софья Валерьевна! Откуда здесь оценки?! Я же сказала — сдаст долги, тогда… Это уже самоуправство!
Я была слишком взвинчена, чтобы выбирать выражения. Меня всю трясло, а у Совы ни один мускул не дрогнул. Она, не торопясь, закрыла кабинет на ключ и только потом повернулась ко мне:
— А я сказала, что Рубину оценки после праздников должны быть выставлены, — ледяным тоном отрезала Сова. — И они выставлены. Вы не выполнили свои служебные обязанности, а сейчас говорите о каком-то самоуправстве. Я, между прочим, ваш курирующий завуч. Благодарить должны за то, что выполнила вашу работу, а вы еще предъявляете претензии! У вас совесть есть?
— Есть! — огрызнулась я.
Отступать я не собиралась и была готова выплеснуть на Сову все накопленное за последние месяцы раздражение. До последней капли. За каждый измотанный нерв.
— Неужели вы не понимаете…. Получилось, будто я говорю одно, а делаю совершенно другое… Как мне теперь ученикам в глаза смотреть?!
— Как обычно, — отрезала Сова. По себе судит. Я чуть не реву, а у нее морда кирпичом! — А на будущее вам хороший урок: чтобы разночтений не было, прежде чем говорить, привыкните думать.
— Вы не имеете права! Из-за вас дети будут думать, что я — обманщица! Что я такая, как вы!
Сама не знаю, как вырвалось. Подумала: сейчас взорвется. Ну и пусть! В тот момент я сама была готова разнести ее в пух и прах!
Но она дернула дверь (закрыта ли?), мельком просмотрела стопку, которую держала в руках (ничего не забыла?), всем своим видом демонстрируя исключительную занятость и недовольство, что кто-то смеет ее высочайшую особу отвлекать, тут же высказав это вслух:
— А вот дерзить я вам не советую. И трагедию из-за ерунды разыгрывать — тоже. Можно подумать, Рубин этой пятерки не заслуживает. Вы же лучше меня знаете, что в классе он один из самых способных. А если знаете, то нечего было в позу вставать. Работать надо, а не сцены устраивать.
Словно в подтверждение некстати зазвенел звонок второй смены, и Сова торжествующе зашагала к лестничному маршу.
Я
Минут через десять за картами забежала Лиля. Глянув на меня, сразу поняла: что-то не так.
— Неприятности? На тебе лица нет.
В двух словах пересказала наш с Совой разговор.
— Вот зараза! Совсем оборзела! — выругалась Лиля и тут же принялась успокаивать: — Наплюй и не парься.
— Сова меня за пустое место держит, а ты — «не парься»… Вот объясни мне: чего она так старается?
— Ну, дорогая, это ж как дважды два четыре. Сын уезжает, но папашка-то остается. Пригодится еще, и не раз.
Мои терзания по поводу того, что теперь делать, у Лили сомнений тоже не вызвали:
— Больничный возьми. Нервы успокой, отдохни. Хоть недельку. А тут пока все утрясется…
Нет уж, дома совсем с ума сойду. И у Совы тогда проблем вообще не будет. Так я ей хоть глаза буду мозолить, пусть психует. Да и конец года, выпускные классы — какой тут, нафиг, больничный…
— Она еще пожалеет, — пригрозила я в пустоту, отшвыривая от себя журнал. Сейчас он был не просто бумажкой — документальным свидетельством моего бессилия. Будь моя воля, не задумываясь, выкинула бы его в окно. Нет, разорвала на мелкие-мелкие клочки и развеяла по ветру!
— Ну что ты, заяву на Сову напишешь? — усмехнулась Лиля. — Представляю: «Завуч нарисовала моему ученику пятерки!» А она: «Особый случай, форс-мажор, я Рубина лично протестировала». А про тебя еще какую-нибудь гадость придумает.
Даже знаю, какую именно. Гнусная перспектива, но верная. Только соглашаться язык не поворачивается.
— Я тебя, конечно, Ленка, очень уважаю. Ты принципиальная, не то что я. Но — не обижайся! — нельзя до такой степени быть упертой.
— Разве я не права?
— Права — не права… Время сейчас другое, понимаешь? Порядки другие, все другое.
Порядки — может быть, но, когда людей топчут, чувствуют они одно и то же. В любые времена.
11 мая
На душе — сквернее не бывает. Пытаясь отвлечься, затеяла уборку. Но руки заняты, а в голову все равно всякие мысли лезут.
Вот Лиля говорит: другие времена. А я думаю: они же не сами по себе, их люди другими делают.
Взять, к примеру, школу. В советское время о ней как о покойнике: или хорошо, или ничего. В девяностые маятник, как сказал бы дядя Витя, до упора ушел в другую сторону: канализационную трубу прорвало, и поперла всякая гадость. Но вместо того, чтобы давно эту трубу прочистить и починить, мы всё плаваем в зловонной луже. Иногда кажется, что некоторые даже получают от этого удовольствие. Единственное, никак не пойму: выгода в чем? И кто ее получает? Кому, например, нужна вся эта липа? — липовые пятерки Рубина, липовые отчеты в гороно, в министерство?