Елка
Шрифт:
– Осмелюсь, мадам, обеспокоить вас вопросом: генеральша Тонкоусова изволит быть дома?
Несмотря на столь любезное обращение, "кухарка за повара", быстро оглядев и костюм и физиономию неожиданного посетителя, весьма сухо спросила:
– А вам зачем нужно генеральшу? По каким-таким делам?
– По своим собственным, к прискорбию... По семейным делам... Я имел честь прежде служить под начальством генерала и потому осмелился... Не извольте, мадам, сомневаться! Я... отставной офицер... майор от армии... ранен пулей в ногу... Болезнь довела меня
И с этими словами, кинув на кухарку быстрый взгляд, словно бы испытующий степень произведенного впечатления, майор вытащил из-за пазухи засаленное прошение, в котором собственноручно изложил свои боевые заслуги, наделив себя многочисленным семейством, и протянул бумагу к кухарке, видимо несколько смягчившейся после красноречия майора.
– Напрасно только докладывать!
– проговорила она.
– Наша генеральша без рекомендации никому не подает.
Майор не без трагизма указал правой рукой на свою деревяшку и произнес с горькой усмешкой:
– А это разве не рекомендация?!
И, выдержав паузу, прибавил:
– Доложите, мадам, будьте снисходительны к несчастному майору. Быть может, генеральша соблаговолит пожаловать рубликом...
– Ни за что! Она у нас карахтерная и чистый скаред!
– с внезапным раздражением ответила кухарка.
– Много-много двугривенный даст и то вряд ли. Вы подождите. Вот придет лакей. Он доложит...
Майор снова упал духом и думал уж уходить пытать счастья в следующем этаже, как вдруг быстрый его взгляд заметил, что в жестяной лоханке, совсем близко от него, лежит целая куча серебряных ложек, ножей и вилок, предназначенных для мытья. И внезапная мысль осенила майора.
"Две ложки совсем бы устроили его дело. Сбыть их можно за два рубля, и елка готова!" - пронеслось в его голове с быстротой молнии в то время, как он в мрачной позе трагического актера едва заметно подвигался к соблазнительной лоханке. Он испытывал и страх неудачи и сладкое волнение при мысли о радости мальчугана, и зорко наблюдал за кухаркой.
Прошла минута, другая, третья. Кухарка отвернулась. Майор в это мгновение страшно закашлялся, и пара ложек была уже у него за пазухой, а сам он в почтительном отдалении от лоханки все в той же трагической позе.
Все обошлось благополучно. Кухарка ничего не заметила.
– Простите, мадам, еще слово: быть может, лакей не скоро придет? осведомился наконец майор.
– Верно, гости. Он и торчит там...
– В таком разе уж лучше я завтра, с вашего позволения, приду, а сегодня в другие дома наведаюсь... Позвольте вас чувствительно поблагодарить за готовность и пожелать вам всего хорошего в жизни. Adieu!*
______________
* До свиданья! (франц.)
Раскланявшись еще с большей любезностью, майор, надев картуз, вышел из кухни и не без некоторой тревоги прошел двор. Выйдя за ворота, он торопливо зашагал вдоль улицы, и, только очутившись на значительном расстоянии от большого дома, облегченно и радостно вздохнул,
III
В седьмом часу майор вернулся в свою трущобу озябший, слегка выпивший и радостно взволнованный. На плече у него была небольшая елочка с красными бумажными обручами и розанами, а в большой суме, подшитой под пальто, лежало несколько свертков и полштоф водки.
При виде майора с елкой, квартирная хозяйка разинула рот - до того это было неожиданно и ни с чем несообразно. Она, впрочем, любезно разрешила майору убрать елку в своей комнате, чтобы порадовать мальчика неожиданностью.
– Кстати он и спит!
– сказала она и прибавила: - Ишь ведь выдумали! Видно, майор, сегодня хорошо работали?
– Ничего себе... недурно!
– не без гордости отвечал майор, вынимая свертки.
И вслед затем он приступил к уборке елки. Делал он это с самым серьезным и торжественным видом, весь погруженный в свое занятие. Хозяйка помогала ему, перевязывая нитками разные вкусные вещи, которые майор развешивал сам, стараясь придать елке пышный и элегантный вид.
– Ай да майор! Сколько накупил!
– удивленно восклицала по временам хозяйка.
– Нельзя... Уж елка так елка!
– весело замечал майор, не отрываясь от работы.
Наконец елка была убрана и свечи укреплены. Майор обошел елку со всех сторон и, видимо, остался доволен.
– Ведь хороша, Матрена Ивановна?
– Уж на что лучше, майор. Хоть бы генеральскому сыну!
– одобрила хозяйка.
Майор зажег свечи и осторожно внес елку в маленькую свою каморку. Следом за ним квартирная хозяйка несла водку, колбасу, кусок ветчины и булки и все это расставила на маленьком трехногом столе, составлявшем главную мебель майорского помещения.
– Федя... вставай, братец!
– будил майор своего товарища.
Ослепленный светом, мальчик встал и, протирая глаза, изумленный смотрел на маленькую елочку, горевшую огнями и убранную десятком яблоков, копеечными пряниками, мармеладом, золотыми орехами и разными дешевыми украшениями.
Мальчику казалось, что он во сне, и он стоял около елки, словно очарованный, не смея к ней подойти.
Майор любовался и восхищением мальчика и произведением своих рук.
– Я обещал тебе елку, Федя... Ну вот она и есть!
– проговорил радостно майор, и в голосе его звучала бесконечная нежность...
Мальчик пришел в неописанный восторг. Приблизившись к елке, он жадными блестящими глазенками оглядывал ее во всех подробностях.
– Да ты ешь, Федя... Что хочешь ешь... Все - твое!
– говорил майор, поднося Матрене Ивановне стаканчик.
Мальчик не заставил себя просить и стал уписывать за обе щеки и сладости, и ветчину, и колбасу, не особенно заботясь о последовательности.
В не меньшем восторге был и майор. Он довольно скоро распил с Матреной Ивановной полштоф и любовно поглядывал на своего товарища и на елочку, осветившую радостным светом их убогую каморку и горемычную жизнь.