Эллиниум: Пробуждение

Беловранин Анджей

Козлик был, наверное, самым хилым из детей племени. Руки и ноги его, конечно, были привычны к работе, да и упорства ему было не занимать. Однако во всех детских играх и соревнованиях он неизменно оказывался последним, нередко проигрывая даже девушкам. Что, конечно, было для детворы бесконечным источником шуток и издевательств разной степени жестокости. Несмотря на это, Козлик не смирился со положением чуть ли не изгоя, проявлял упрямство и готов был броситься в драку с каждым, кто в глаза или за глаза издевался над ним – не исключая даже взрослых воинов. Из-за чего, конечно же, нередко бывал бит, но и приобрел некоторое уважение. За особенную

задиристость (и за то, что был сыном козопаса Бура) он получил свое детское имя.

Третьего юношу звали Ящерка. Он прекрасно умел прятаться среди камней и вообще нередко поражал сверстников своей хитростью и изворотливостью. Он был сыном старого опытного воина по прозвищу Хромой. Хромой не был избран старейшиной города только из-за несговорчивого и, прямо скажем, мерзкого характера. Говорят, до того, как в бедро ему воткнулся вражеский дротик, он был совсем другим человеком. Но непрерывная боль в ноге навсегда изменила его. По каждому поводу Хромой имел свое мнение и абсолютно не расстраивался, если оно не совпадало с мнением других. Он растил оливы и виноград в своем саду – занятие, не требующее большого труда, смотрел на всех свысока и не стремился к общению с согражданами. За исключением, пожалуй, Пескаря, к которому почему-то благоволил, и с которым время от времени соглашался перекинуться парой добрых слов; которые, однако же, в любой момент могли обратиться ругательствами.

Пескарь не знал, перенял ли Ящерка от отца какие-либо из его необычных свойств, потому что Ящерка вообще-то был довольно скрытен, а Пескарь – ещё слишком юн, чтобы в принципе задумываться о таких вещах как личные качества других людей.

– В следующий раз, когда мы окажемся на пиру, то сможем так же плясать в кругу воинов, – сказал Увалень подошедшему Пескарю. – Интересно, как меня тогда будут звать? Может быть, Тигр!

– Как бы ни звали – главное, чтобы не так, как раньше, – процедил сквозь зубы Козлик.

Ящерка в ответ на последнюю фразу усмехнулся левой половиной рта, но ничего не сказал.

Пескарь, чувствуя себя лидером будущих воинов – особенно после тёплого напутствия отца – полагал, что ему нужно сказать что-нибудь объединяющее и ободряющее.

– Наши имена будут достойны наших подвигов. А в том, что мы совершим подвиги и не опозорим наших предков, я уверен!

– Да еще посмотрим, кто кого опозорит! – отозвался Козлик, готовый увидеть вызов даже там, где его не было.

– Угомонись ты, – мирно сказал Увалень. – Пескарь дело говорит. Вернемся, и все будет для нас по-новому, – он даже не заметил, что говорил об этом сам, а Пескарь посвятил свою речь совсем другому.

– Для тех, кто вернется, – вставил Ящерка. – Раадосские пираты – это вам не дикие козопасы с гор.

– Воины Города-в-Долине бились с раадосцами лишь однажды, – заметил Козлик, проявляя неожиданные для Пескаря познания в истории. – Это было вёсен тридцать назад. Тогда большой отряд их высадился у стен Кадма, и пираты принялись грабить усадьбы в окрестностях. Гонец кадмийцев по имени Лабуга пробрался мимо раадосцев и за один день и одну ночь добежал до Города-в-Долине. Наши воины немедленно выступили на помощь и напали на лагерь разбойников через два дня рассвете. Враги не были готовы к удару, и наши смели их, как зимний дождь смывает листья с камней. Это была легкая победа, которая надолго угомонила раадосцев. Однако мы ни разу не сталкивались с ними в настоящем бою, щиты в щиты. А воины у них, как говорят кадмийцы, крепкие – им

часто приходилось с теми сражаться.

Пескарь искренне удивился:

– Откуда ты все это знаешь?

– Думаешь, я вру?! – взвился Козлик. – Спроси Рубача, если хочешь, он тебе то же самое скажет, слово в слово!

– Я верю, не кипятись ты, как котелок, – примирительно ответил Пескарь. – Молодец, что запомнил.

– Я люблю слушать истории, и все, что слушаю, стараюсь запоминать, – неожиданно раскрылся Козлик.

– Это все, что тебе остается – помнить о подвигах других, – усмехнулся Ящерка.

Козлик собрался было броситься в бой, но Пескарь его опередил:

– Хватит подначивать друг дружку, – сказал он, пристально глядя на Ящерку – так, чтобы понятно было, в чей огород он кидает камень. – Мы больше не дети. Пыл стоит приберечь для врагов. Не хватало еще выйти в первый бой с расквашенными из-за глупых распрей носами.

– Слышал, чешуйчатый? – поддакнул Увалень.

Ящерка в ответ лишь снова усмехнулся половиной рта, но ничего не сказал.

Той же ночью, когда Пескарь уже устроился на циновке в своей отдельной пристройке к царскому дому, к нему вошла мама.

– Пескарик, ты тут, сыночек? – тихо спросила она.

– Да.

– Спишь?

– Да.

– Ну, ладно, спи, – она уже развернулась, чтобы уйти, но Пескарь, словно устыдившись сам не понимая чего, добавил:

– Ты что-то хотела, мам?

– Ничего особенного, малыш.

Пескаря немного покоробило обращение «малыш», но он ничего не сказал.

– Просто хотела посмотреть на тебя, – мягко сказала мама, и Пескарю показалось, что она не договорила слова «в последний раз».

– Я вернусь, мам, не бойся, – уверенно заявил Пескарь. – Отец же всегда возвращался! А я его сын, я буду таким же храбрым и стойким.

– Возвращайся, Пескарик, – тихо сказала мама, и юноша почувствовал, что она чуть не плачет. – Хоть со щитом, хоть без щита.

– Ну что ты такое говоришь! – воскликнул Пескарь, чувствуя незаслуженную обиду. – Я не опозорю своего отца, и тебя тоже!

– Позор, мой маленький, не самое страшное, – еще тише прошептала мама.

– Не гневи богов, Милла! – с отцовской суровостью в голосе произнес Пескарь. – Я не трус, и вообще матери воина Грома не пристало говорить такие слова.

Мама усмехнулась неожиданной грозе:

– Ну ладно, ладно. Спокойной ночи, воин.

И хотя слово «воин» прозвучало в ее устах до обидного иронично, Пескарь предпочел этого не заметить.

– Спокойной ночи, мама, – ответил он. Милла вышла во двор, присела у своей прялки под навесом и принялась за пряжу, тихонько замурлыкав старую песенку про свадьбу кошки с котом. Она часто пела её детям вместо колыбельной, и, услышав знакомую мелодию, Пескарь почти мгновенно заснул.

4

Утром Пескарь первым делом, еще до завтрака, взялся за проверку своего оружия и доспехов. Копьё из ясеня – семи локтей, древко любовно обстругано так, чтобы нигде не дай боги не впиться занозой в ладонь. Наконечник из бронзы, остро отточенный, длиной почти в локоть, надевался на древко копья сверху и был надежно укреплен поперечным штифтом. Наконечник, с рёбрами для прочности, был листовидной формы: он расширялся от острия, так что у него было две режущие кромки, но все равно был довольно узким. Он не оставит таких страшных ран, как широкий зазубренный наконечник копья Рубача, зато копьё весит меньше, и его легче выдернуть из тела врага.