Эльмарис
Шрифт:
Боль и свет.
— Да что б тебя, Даэн! — громкий крик заставил боль слегка отступить. — Держи! Держи, твою… — и ругательства. Грязные, отвратительные… он знал… точно помнил, что это неприлично, некрасиво… но сейчас, слыша эти слова, радовался.
Если он слышит, значит, он живет…
— Подхвати поток! Ну же, Ян! Давай…
— А! Т… ….!!! Упустили! Опять! В который уже раз! Да что б тебя орки поимели!
— Это все равно безнадежно. Он мертв, Ян. Мертв! Нет такой магии, которая могла бы воскрешать мертвых. Можно поднять мертвяка, сделать умертвие.
— Кто сказал?
— Ты! Постоянно это твердил, еще когда я у тебя учился.
— Ох, уж эти студенты! Никогда не дослушают, не разберутся в предмете, потом такого нагородят! И выводы построят на своих ошибочных суждениях и будут потом тебе твоими же словами ересь всякую доказывать!
— Ян! — почти прорычал младший брат императора, но Шаэсс его не слушал.
— Я — некромант, Даэн! И не просто один из этих… — он скривился и едва удержался от того, чтобы сплюнуть на пол, — которые, как ты выразился умертвия штампуют, разыскивая на кладбищах трупы посвежее. Смерть — моя стихия!
— Но этот маг мертв!
— Теоретически, — упрямо поджал губы Себастьян.
Они спорили и ругались уже часов двенадцать, если не больше. Ничего не получалось. Потоки рвались, переплетались между собой и растворялись в пространстве. Жизнь не желала возвращаться в мертвое тело.
— Что значит теоретически? Жизнь или есть или ее нет.
— Ты всегда был отвратительным некромантом, — фыркнул Шаэсс и отошел от постамента, на котором в живительном стазисе лежало неподвижное тело Дерека Лиарэ. За время, миновавшее с момента трагической гибели молодого мага, оно никак не изменилось. Все физиологические процессы поддерживались с помощью магии, и Дерек выглядел просто спящим, разве, что грудь его не вздымалась в процессе дыхания. — Хуже просто не придумаешь.
— Причем здесь мои отношения с некромантией? — пожал плечами лорд АртНаэр. — Нельзя оживить то, что мертво. Ты сам об этом не раз говорил.
— Угу, — промычал Шаэсс, прикладываясь к кувшину с водой. Он не утруждал себя тем, чтобы налить жидкость в стакан. — Только вот здесь иной случай. Капля Смерти, друг мой. Капля Смерти. Если ты помнишь, это последний из исконных артефактов дарканцев, принесенных из-за грани в этот мир нашими предками.
— Последний, — кивком подтвердил Даэн и силой отобрал у друга кувшин с водой. В отличие от Шаэсса, он перелил жидкость в стакан и только затем начал пить. — Остальные уже или разрядились и теперь бесполезны или уничтожены.
— Ага, — Шаэсс заглянул внутрь кувшина, скривился, увидев, что воды не осталось, и отшвырнул ни в чем не повинную посудину в сторону. — А помнишь ли ты, друг мой, кому изначально принадлежала Капля Смерти?
— Эм… — Даэн задумался, пожал плечами. — Одному из тех родов, что пришли из-за грани.
— Само собой, — кивнул Шаэсс. — Моему роду. Капля Смерти — это артефакт, принадлежащий моему роду, Даэн. Я — ее владелец. Истинный. Единственный. Артефакт обязан мне подчиниться.
— И? — Даэн допил воду и осторожно поставил стакан на узкий стол у стены. Повернулся
— И он не подчиняется, — обиженно произнес Шаэсс.
— И что теперь?
— Заставим его. Душа этого парнишки сейчас в артефакте. Тело, я сохранил магически. Осталось немного — соединить это все.
— И ты думаешь, что маг вернется таким же, каким был?
— Побывав на пороге смерти, — философски заметил Шаэсс, направляясь обратно к постаменту с телом Дерека, — люди меняются. Как ты думаешь, умерев и воскреснув, можно остаться прежним?
Спустя еще двадцать часов в эксперименте наметился прогресс. Артефакт, что все еще находился на груди мертвого Дерека, вспыхнул ярким белым светом, затопив все небольшое пространство лаборатории и ослепив обоих лордов.
А когда свет рассеялся, экспериментаторы с удивлением заметили, что грудь Дерека Лиарэ слабо поднималась и опускалась. Маг дышал. Сам.
Картинки всплывали самопроизвольно.
Женское лицо. Довольно красивое, молодое, но уже отмеченное печатью болезни и изнуренной жизни, одутловатое, с покрасневшими веками… Он давно уже не вспоминал ее… даже думать забыл о той, что дала ему жизнь, но не смогла стать матерью по-настоящему… А теперь вот вспомнил. Зачем?
Ответа не было, и лицо растворилось в тумане, а затем на смену ему пришло другое. Тоже женское. С правильными чертами лица, тонким носом и черными, как сама тьма, глазами. И улыбка. Добрая… чуть насмешливая… знакомая…
Прогретые ярким южным солнцем мостовые, пышущие жаром, раскаленные камни под босыми ногами… громкий смех… и топот ног за спиной… и запах… пьянящий, одурманивающий, сладкий и… такой родной…
Синие глаза… и кошачьи зеленые… девичья улыбка и смех… тепло объятий…
Высокий, тощий парнишка с длинной непослушной черной челкой, из-под которой блестят эти самые зеленые глаза… и гибкая черная кошка. Огромная, сильная… могла бы быть устрашающей, если бы не ластилась, не терлась об ноги, громко урча… зовет куда-то… хочет поиграть…
И девочка с темными кудряшками… бежит навстречу и смеется… синие глаза ее лучатся любовью и счастьем…
Ночь и запах цветов. Одурманивающий. И топот босых ног по мостовым. Хриплое дыхание… Дом, что появляется из неоткуда, открытое окно и комната… сейф в стене… дверца открылась, а там…
…он зовет, просит, чтобы его взяли. Ему так надоело лежать здесь в полном одиночестве, так хочется тепла и приключений. И нет сил сопротивляться этому зову… детская ладошка тянется, ловкие пальцы сжимают гладкий прозрачный камень…
Единение… Признание… Подчинение…
Куст эльмариса, что пахнет так одуряющее. И корзинка под ним. А потом бег по ночному лесу на пределе сил и драка… долгая дорога… куда?
Жизнь… вся жизнь, мгновение за мгновением… память… родные люди, друзья, просто знакомые… и понимание того, что столько упущено, столько еще не сделано…
И снова боль. И яркий белый свет.
А еще ехидный голос у самого уха:
— Открывай глаза, спящая красавица. Хватит уже прикидываться мертвым.