Эльнара. История принцессы
Шрифт:
Между тем Пехлибей убыстрил свой темп. Его безумно-притягательный ствол уже не скользил в нежной расщелине, а вонзался в нее такими сильными и крепкими ударами, что Фарида стонала, не переставая. «О, мне кажется, я этого не выдержу: слишком сильно, слишком сладко и слишком много для такой маленькой женщины, как я. Мой господин — самый непревзойденный мужчина на свете, я люблю его очень-очень, — мысли стремительно неслись одна за другой. — Но как же ошибаются все вокруг! Одни мечтают о величии, другие стремятся к богатству, третьи заняты поиском истины, а ведь все это — пустая
Ее изнемогающая от страсти вульва бешено пульсировала, любовные соки текли рекой, а Пехлибей не прекращал свой натиск. Острый длинный кинжал превратился в могучий меч, ненасытно и хладнокровно вонзавшийся в утомленную до предела плоть. Обессилевшая Фарида умоляла о пощаде. Возлюбленный великодушно внял ее мольбам и после нескольких особенно сильных и сладостных ударов залил расщелину, впервые познавшую мужскую мощь, обильной густой спермой.
Несколько минут влюбленные молча лежали, приходя в себя. А затем Пехлибей, ласково прижав к себе любимую, поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Фарида, испытавшая доселе неведомое и головокружительное чувство полета, отрешенно молчала. Ее прекрасное тело все еще вздрагивало в сладострастных судорогах, а воображение упивалось восхитительной картиной бездонного темного неба с загадочно мерцающими звездами, где парила ее душа, познавшая чудо из чудес.
Пехлибей продолжал дарить ей легкие, исполненные трепетной любви поцелуи, и возлюбленная очнулась. Из ее дивных глаз покатились светлые слезы ни с чем не сравнимой радости от пережитого чувства единения и абсолютной гармонии.
— О господин мой, ты сделал меня счастливейшей из смертных, да хранит тебя Всевышний! — С этими трогательными словами в порыве искренней благодарности она припала к стопам любимого, покрыв их бесчисленными горячими поцелуями, прижимаясь к ним лицом, вдыхая их непередаваемо родной запах.
— Любовь моя, ты — лучший из лучших, позволь мне придать твоему могущественному орудию его первозданную чистоту и свежесть. — Не дожидаясь ответа, Фарида склонилась над мужской гордостью Пехлибея и с явным наслаждением принялась облизывать ствол от самого основания до чудесной головки, обладавшей особенно сладким вкусом. Она долго не могла оторваться от уздечки, восхитившей ее своей удивительной нежностью, а когда познала сладость маленькой дырочки, расположившейся на самом почетном месте, никак не могла решить, что же всего вкуснее.
Пехлибея, возлежавшего на высоких подушках, терзали два противоположных чувства: наслаждения и возмущения. С одной стороны, нежные умелые ласки милой были ему очень приятны, но, с другой — он не мог понять, где этому успела научиться юная дева, которую он этой ночью лишил невинности. Словно бы почувствовав его сомнения, Фарида оторвалась от своего занятия, доставлявшего ей большое удовольствие, и растерянно посмотрела на любимого, пытаясь понять, что вызвало его неудовольствие, потом лукаво улыбнулась и, взмахнув пушистыми ресницами, нежно произнесла:
— Господин мой, дозволь напомнить тебе, что твою жену, навеки преданную тебе и душой и телом, готовили в супруги шахзаде. Отец очень хотел угодить наследнику
— Я верю тебе, моя благонравная. Хорошо, что ты это сказала, но больше не напоминай мне о шахзаде, пусть прошлое останется в прошлом. Я люблю тебя, радость жизни моей.
Пехлибей прижал возлюбленную к груди, впился в жаркие уста и прошептал:
— О, какой необыкновенный вкус у твоих губ!
— Они пахнут тобой, лучший из лучших, — скромно потупила свой взор мудрая жена.
Раскрасневшаяся после любовных игр, Фарида была похожа на только что распустившийся прекрасный цветок. Ее нежные щеки соблазнительно алели, дивные черные глаза призывно блестели, а вишневый чувственный рот был слегка приоткрыт, подобно райским вратам, в которые далеко не каждому дозволялось войти.
«Эта неземная краса принадлежит мне. О Аллах, что нужно еще смертному для счастья?» — восхищенно подумал Пехлибей, ощущая нестерпимое желание и нетерпеливо сминая податливое женское тело. Он вновь набросился на Фариду с такой страстью, словно между ними ничего еще и не было, а она, блаженствуя под тяжестью большой плоти, которая сама по себе уже приводила ее в сильное возбуждение, счастливо улыбалась и все теснее прижималась к любимому и очень родному человеку.
За окном забрезжил рассвет. Начинался новый день.
Возвращение на родину
Спустя десять дней после таинственного исчезновения дочери Сатар-визирь приказал воинам рыскать по стране, словно шакалам, но найти хоть какой-то след. Те очень скоро обнаружили у берегов одной очень неспокойной горной реки перевернутую лодку, над которой, подобно белому стягу, развевалось зацепившееся за гвоздь тонкое женское покрывало. На покрывале вышитое золотистыми нитками имя — Фарида. На дне лодки, в трещине, между потемневшими от времени и сырости досками, нашли мужской головной убор — из черного бархата, какие обычно носили уроженцы Центральной Азии.
Не оставалось ни малейших сомнений, что дочь персидского визиря, наперекор законной воле отца, сбежала из дома с излечившим ее хоршикским лекарем. Но решили, что беглецов на опасной реке после свирепствовавшего предыдущей ночью урагана постигла неудача — они погибли. К вечеру печальная весть облетела всю Персию. Сатар, дабы избежать гнева падишаха, старался как можно реже появляться при дворе.
Тем временем счастливые молодожены продолжали находиться под гостеприимным кровом сестры Саида Зейнеп. Именно хозяин караван-сарая, немало повидавший на своем веку, предложил влюбленным инсценировать их гибель, чтобы впоследствии облегчить переход через границу. Идея удалась, но осторожный Саид выжидал еще двадцать дней, прежде чем снарядил молодых в дальнюю дорогу. Пехлибей с Фаридой присоединились к торговому каравану, направлявшемуся на Кавказ. Вместе с ним они могли добраться до Ирака, и уж там, оказавшись в относительной безопасности и положившись на волю Всевышнего, продолжить свой путь в Азию.