Элнет
Шрифт:
Потом пошли у Левентея дети. Детей надо было поить-кормить, одевать-обувать, им-то какое дело, что в хозяйстве ни скотины, ни птицы, они просят есть — и все. Вот тогда-то узнал Левентей, что такое нужда. Осенью, пока не вылиняет белка, нанимался к смолокурам на заготовку дров. Пая себе не брал, нанимался к кому-нибудь в подручные. А когда наступала зима, Левентей бросал смолокурку и всю зиму промышлял охотой.
К охоте Левентея приучил его сосед — дед Янык. Дед Янык уходил в лес обычно на неделю, на две. Без товарища в лесу нелегко, и Янык брал с собой Левентея: парень
А вот с детьми Левентею не везло: умирали один за другим. Двух сынков скосила оспа, дочка померла от зоба, остальных — кого прибрала чахотка, кого — дизентерия… Так и остался Левентей под старость один-одинешенек.
8
Гоняясь за Сакаром, Токтар устал и вспотел, к тому же, когда он сидел и курил, его продуло.
«Так и простудиться недолго, — подумал Токтар, — надо домой возвращаться».
Он встал на лыжи и повернул к дому.
Токтар шел и думал о Сакаре. Сколько лет он служил лесником, а такого озорника встретил впервые. Сначала выходка Сакара удивила его, потом Токтар начал злиться, и чем дальше, тем все больше и больше охватывал его гнев.
— Надо мной, над Токтаром, так надсмеяться!.. — с негодованием повторял он.
«Ну ладно, дал бы рублевку, и стреляй, кого хочешь, лес не мой: я его не сажал, зверя не выхаживал… Вот как хорошие люди поступают, — думал Токтар. — Вон Семен Сирота ворует лес. Ну и пусть ворует. Зачем на него составлять протокол, когда он всегда готов уважить: давеча ко мне повез мед, слова не сказал. Конечно, весь-то мед он не отдаст, половину оставит себе. Но за это его винить нельзя. Каждый человек о себе тоже думать должен. А этот, чтоб ему подохнуть, ни половины, ни четверти — ничего не дал. Да еще издеваться вздумал…»
Придя домой, Токтар сразу же сел сочинять протокол.
Жена вскипятила чай, выставила на стол мед, привезенный Семеном. Только Токтару и пить неохота, и кусок в горло не идет.
Почти час сидел Токтар, шевелил губами и писал: «Кудашнурский Ефремов Захар в 76 квартале срубил дерево, пограбил пчелиную колоду, грозил лесной охране…»
Сакар снял шкурки с куницы и белки, натянул на правилки и поставил сушить. Мать радовалась его добыче. «Теперь-то уж Сакар рассчитается с долгом», — думала она.
Этот долг тяжким камнем лежит у нее на душе. Сакар мог бы, конечно, не залезать в долги, да что поделаешь: такой уж он, что задумал, пока не добьется своего, не отступится. Увидел он как-то прошлым летом в Сосновке породистого жеребенка, и так этот жеребенок ему в ум запал, что он ночами спать не мог… На базаре жеребенка можно было купить за пятерку, а Сакар за своего отдал пятнадцать рублей.
И мать и Левентей уж отговаривали, отговаривали его, говорили, что незачем, мол, бедняку породистая лошадь, что за пятнадцать-то рублей можно купить двухлетку, которая на другой год будет годна в упряжку.
Но Сакар на этот раз не послушался ни матери, ни деда Левентея, хотя прежде никогда не перечил матери, и деда Левентея уважал. Да и
Денег у Сакара тогда было всего пять рублей, и поэтому недостающий червонец он решил занять у Осыпа Чужгана.
Старик Чужган сразу же выложил десять рублей, только сказал:
— Что добудешь — беличьи шкурки или что другое, — никому не продавай, неси мне. А сейчас, если нужен чай-сахар, бери, дам в долг.
Сакар взял осьмушку плиточного чая и полфунта сахару.
Так Сакар стал должником Осыпа Чужгана, но зато у него в хлеву появился красавец жеребенок.
И теперь, как бы ни уставал Сакар, возвращаясь из лесу, непременно заглядывал к жеребенку. Но ухаживать за жеребенком приходилось матери, больше в семье никого не было. Вот уж год мать уговаривает Сакара жениться. Но Сакар отговаривается.
— Подожду немного. Поеду свататься на своей лошади…
Сакар хочет до женитьбы выбиться в люди. Опять же могут в солдаты забрать. Правда, говорят, что единственного сына освобождают от рекрутчины. Говорить-то говорят, да кто его знает?
После смерти отца Сакар остался десятилетним мальчонкой. Еще когда был жив отец, Сакара отдали в школу. Но в школе он пробыл всего три дня. Сынки учителя и урядника загнали его однажды в угол двора и стали дразнить:
— Черемисский заяц, черемисский заяц!
Но Сакар не был трусливым зайцем, он огрызнулся, как волчонок. Ребята повалили его в грязь, вымазали рубаху. Они хохочут, а Сакару плакать хочется. Но он не заплакал.
Собрав все силы, Сакар набросился на обидчиков, одного ударил кулаком по голове, другому досталось по носу. Учительский сынок побежал жаловаться отцу.
Уроки, как всегда, начались с молитвы. После молитвы учитель подошел к Сакару, ни слова не говоря, схватил его за шиворот, выволок из-за парты и толкнул в угол, к печке.
— Я тебе дам драться! Вставай на колени и стой до вечера.
Сакар упал, но тут же вскочил на ноги.
Учитель рассердился еще больше. На голову мальчика со свистом опустилась линейка. Сакар подхватил с вешалки свой ветхий кафтанишко с шапкой и выскочил на улицу.
Больше Сакар в школу не пошел, и потом, когда шагал мимо, то всегда отворачивался от нее и смотрел в сторону.
После смерти отца Сакар, как многие ребятишки из окрестных деревень, нанялся работать на стекольный завод. Тут можно было жить, к тому же и заработку в первый же месяц. начислили около восьми рублей.
Но вскоре с Сакаром случилась беда.
Однажды утром он вышел на работу и заметил, что мастер пьян. Сакар на совке носил раскаленные бутылки к калллыюй печи. Отнес раз, другой, потом снова подбежал к мастеру и протянул совок. Но мастер, то ли невзначай, то ли нарочно, бросил горячую бутылку чуть повыше, и она попала не в совок, а прямо на руку Сакару. Он выронил совок, рука тотчас покраснела и покрылась волдырями. Сакар закричал от невыносимой боли. Его отвели к фельдшеру, Фельдшер помазал обожженную руку мазью, обмотал бинтом и велел прийти завтра.