Эм + Эш. Книга 2
Шрифт:
Дёмин показал мозоли на ладонях, больше похожие на застарелые рубцы.
— Не знаю, но мне надо. Ты скажи, как, где?
— Ладно. Короче, на сортировке можно разгружать составы. Скажу сразу, работа адская, всю ночь придётся пахать. Рук-ног потом не чуешь, спина не разгибается, сутки — в лёжку, а с непривычки и дольше, но зато платят сразу. Если надумаешь, то как раз завтра в ночь можно будет…
— Считай, уже надумал.
— Ну тогда часикам к десяти вечера подгребай на Узловую. Я тебя там подожду.
— Замётано.
Они пожали друг
Глава 16-2
На отца Шаламов ещё злился, хотя, говорил себе, что этого и стоило ожидать. Это же практически аксиома: «Рыба ищет, где глубже, а батя — где выгоднее».
Но видеться с ним пока не хотелось, однако за мотоциклом он всё-таки пришёл. Без мотоцикла — никак. Во всяком случае сегодня ночью. Да и погонять бы ещё вволю, пока не продал.
Смена у Эм заканчивалась, как он понял из слов Алёны, после двенадцати. Времени оставалось — вагон, и куда его деть — он понятия не имел. Идти домой не хотелось — вдруг там Вероника? Пришлось залить бак и бесцельно кружить по городу. Дважды проехал мимо «Касабланки». Оба раза в груди коротко ёкнуло, хотя её он даже не видел. Около девяти заскочил в какую-то забегаловку, со зверским аппетитом проглотил пару четвертинок лежалой пиццы. Очень хотелось выпить, чтобы хоть немного унять волнение, но за рулём не стоило. Отец предупредил сразу: «Если поймают, ни прав, ни мотоцикла больше не увидишь».
Время ползло еле-еле, словно уснуло. Нервное же напряжение просто зашкаливало. Пальцы отбивали чечётку по пластиковой столешнице, сердце и вовсе бесновалось в груди. Пришлось купить пачку «Кэмела», чтобы раз за разом не стрелять сигареты у прохожих. И за три минувших часа он как-то незаметно её ополовинил, хотя, вообще, курил крайне редко и, в основном, по пьяной лавочке.
«Я на неё посмотрю, и всё пройдёт. Станет легче, спокойнее. Может, даже станет всё, как раньше».
К ресторану подъехал без четверти двенадцать. Оставил мотоцикл в закутке между двух гаражей, который приметил ещё накануне. Сам присел на лавочку под тополем — удобная позиция, хоть и далековато. Но не стоять же посреди двора на виду. К тому же, свет фонарей до лавочки не доползал, так что от ярко-освещённого входа его в такой тени никак не заметить.
Ждать пришлось долго, зато волнение как-то само собой улеглось. В начале первого посыпал народ. Он даже привстал и чуть подался ближе — боялся, что пропустит её. Но нет, Эм среди них не было.
Позже, ближе к часу вышли ещё двое, парень и девушка. В парне Шаламов узнал того официанта, что обслуживал их столик. Прождав ещё минут двадцать, он забеспокоился, что Эмилии вообще нет. Мало ли что случилось — заболела и не вышла или возникли какие-нибудь неотложные дела и подменилась. Да что угодно могло быть. В большинстве окон погас свет, словно подтверждая его опасения.
Когда уж он совсем отчаялся, вдруг появилась она. Так долго он её ждал, так долго тут высматривал, а всё равно вздрогнул,
Шаламов неосознанно, будто его влекла неведомая и непреодолимая сила, пошёл на свет, прямо к ней. Она встрепенулась, заслышав в темноте чьи-то шаги, а потом увидела его…
Глаза её расширились и казались сейчас огромными и тёмными. И столько всего в них плескалось! Потрясение, страх, боль и что-то такое щемящее, отчего спазмом перехватило горло. Он медленно приблизился. Ещё шаг, другой и вот она, близко, руку протяни и можно коснуться её волос, её лица. Но он остановился, точно его вдруг сковало оцепенение. Зато внутри, где-то в самой сердцевине толчками нарастало странное, ни на что не похожее чувство, в котором переплелись тоска и страсть, восторг и влечение, отчаяние и невыносимая мука. А всё вместе это казалось диким, мощным ураганом, который вот-вот разнесёт любые преграды в пыль и вырвется на волю.
И разнёс, и вырвался: Шаламов, шумно, прерывисто выдохнув, стремительно шагнул к ней. Прижал к себе крепко-крепко, уткнулся носом, губами в волосы и, сомкнув веки, вдохнул знакомый запах. Она, сначала напряжённая до предела, в его объятьях постепенно расслабилась, и теперь ему казалось, будто они слились в одно целое. Это дарило какое-то необъяснимое блаженное умиротворение — прямо целительный бальзам на изболевшуюся душу.
Сколько бы они ещё вот так простояли — неизвестно, может, и всю ночь, но неожиданно рядом кто-то кашлянул. Нехотя, с трудом он вынырнул из своего дурмана и расцепил руки.
— Эмилия, такси тебя уже сорок минут ждёт. Долго ты ещё будешь…
Управляющий старался на него не смотреть, но было ясно — узнал. Только теперь он не расшаркивался и не лебезил, как в пятницу.
«Скотина», — вслух подумал Шаламов, вспомнив про навязанный долг.
— Что, простите? — повернулся к нему Пётр Аркадьевич.
— Ничего. Я сам её довезу.
— Но такси…
Шаламов взял Эмилию за руку и повёл за собой вглубь двора, к гаражам, где оставил байк.
— На вот, надевай.
Невольно отметил, что это самое первое слово, что он сказал ей за минувшие четыре с лишним года. Какое-то оно будничное, словно вчера расстались.
— Что это? Куда мы?
— Это шлем. А куда — ты мне говори.
— Мотоцикл? Твой? — разглядела она в темноте силуэт его эндуро.
— Не боишься? Так куда едем? — Шаламов с удивлением отметил, что его переполняет какая-то щенячья, слишком уж импульсивная радость.
— Я далеко живу, в Марково.
Марково и впрямь не ближний свет, но что ему какие-то двадцать пять километров, когда рядом, тесно прижавшись к спине и крепко обхватив его руками, сидела она. Его Эм. Его безумие, его наваждение. Вот так, с ней он согласился бы ехать сколько угодно долго.