Эмбер. Чужая игра
Шрифт:
– Кто звал меня? Отзовись из мрака!
Умней реплики не придумал. Жду минуту, провожу пальцем по холодному стеклу и перехожу к следующему. Ну конечно, кто же еще!
– Здравствуй, Паола.
– Кобель!
– За что так неласково?
– Ездить на мне по девочкам? Ты для этого меня выдумал? Для этого в лошадь превратил? – Паола хватает меня за грудки, тянет к себе, в зеркало.
– Малышка моя, это был страшный сон. Кроме тебя нет у меня девочек.
– Лжец! А Фима с заправочного спутника, а Лариса с пятой диспетчерской? А Тома?
– Это было до тебя.
– Ну смотри, Повелитель! Я ведь волшебное слово знаю. Не веришь?
– Не надо! Верю!
– Застану тебя с юбкой, произнесу это слово… Ты сам себе под корень отрежешь. А если попробуешь хоть что-нибудь во мне изменить, я тебе кухонным ножом лоботомию сделаю. Станешь тихим и послушным как кастрированный кот!
С трудом вырываюсь из цепких рук. Если хотите завести врага, постарайтесь, чтоб он был не женщиной.
– На, хлебни, – Гилва из следующего зеркала протягивает стеклянную фляжку. Как раз то, что нужно. Нервы успокоить. Делаю глоток. Только в этом сумасшедшем мире можно придумать пойло, в котором больше 100% спирта. Карнавальное шествие с факелами двигается по пищеводу в желудок. Занюхиваю рукавом, им же вытираю слезящиеся глаза.
– У-ух, ядреная плазма! – завинчиваю колпачок, возвращаю фляжку, но в зеркале уже нет Гилвы. Обычное отражение. Чокаюсь сам с собой, подмигиваю и опускаю фляжку в задний карман брюк.
– Почему Лабиринт хотел меня убить? – спрашиваю Дворкина из следующего зеркала.
– Кабы всегда его желания совпадали с возможностями… – туманно отвечает он.
– А почему Паола не может даже картами пользоваться? Она же прошла Лабиринт. Теоретически все о них знает.
– Почему гусеница не может летать? А? Хи-хи-хи! Она еще не родилась бабочкой.
– Она… живая?
– Парень, ты глубоко копаешь. А ты – живой?
– Да.
– Хороший ответ. Итак, ты считаешь, что в данную минуту ты живой?
– Ну да! Я мыслю, значит я существую. Cogito, ergo sum. Декарт, если не ошибаюсь.
– Великолепно! Примем это за точку отсчета. Начало координат… Базис… Упорядоченный набор единичных ортов. Или орт сам по себе единичный? Неужели склероз?
– Может, повреждение Лабиринта?
– Может-может. О чем я говорил? Ах, да… Она менее живая, чем ты. Но, с течением времени, приближается к состоянию, охарактеризованному тобой как жизнь. Без внешнего воздействия твоего уровня никогда не достигнет, да в этом и нет необходимости… Эмулятор… Это утратит значение. Квантовый переход количества в качество. Готов спорить на бессмертную душу Великого Морского Змея, что ты не заметишь этого момента, – Дворкин рассыпался мелким смехом.
– Она рожать сможет?
– Рожать? От тебя? Получится типичный эмберит. Не бессмертный, но долгожитель. Способный контролировать отражения и пробежать сто метров за семь секунд. Езус Мария, какие глупости тебя волнуют!
Вношу поправку на высокие материи и задаю гносеологический вопрос:
– Кто создал Логрус?
– Мальчик, ты не перестаешь меня удивлять. Тебя бросает из идиотизма в гениальность. Отвечаю: Логрус создал я! Но идею стибрил! – Дворкин опять рассмеялся как нашкодивший мальчишка.
– А что было до Логруса и Лабиринта? Мир без метафизики? Хаос и Порядок сосуществовали, не разделенные территориально?
– Ты будешь долго смеяться, парень, но Хаос и Порядок создал тоже я! Было дьявольски скучно, пока их не было.
– А что было тогда, когда ничего не было?
– Четырнадцать триллионов мегабайт, жестко закодированных по третьей системе Каспаро-Карпова. Никто не знал, что
Знакомая цифра – 14 триллионов. Атлас освоенной части Галактики? Хочу уточнить, но момент упущен. В зеркале – я. Отражение повторяет все мои движения. Одно странно – я стою к зеркалу лицом, а отражение ко мне – спиной… Невежливо это.
ИГРЫ С ОРУЖИЕМ
– Далеко еще?
– Ну что ты в душу лезешь? – зло отзывается Гилва.
– Послушай, может я тебя обидел? Честное слово, не хотел. Скажи только, чем.
– На самом деле не понимаешь? Это для тебя все рядом! От Авалона до нового Лабиринта за полчаса доходишь. Не все такие крутые, как ты. Нормальному человеку два-три дня на этот путь надо. Мне до Дворов Хаоса неделю добираться, а ты – по два раза в час – "далеко еще?" Как плевок в душу.
Прошу прощения у девы Хаоса, хмуро смотрю вперед. За пол дня мы успели несколько раз промокнуть и обсохнуть, попасть под ливень, в снежную бурю, в пустыню, полюбоваться двумя закатами, тремя восходами, звездным небом с двумя лунами, зеленым небом, розовым небом, фиолетовым небом с бирюзовыми облаками, отбились от комаров с карандаш длиной, затоптали копытами паука размером с табуретку, видели в небе летающую тарелку и мираж летучего голландца под всеми парусами, а Дворы Хаоса все еще далеко. Сейчас тащимся по каменистой пустыне с отдельно стоящими выветрившимися скалами. Наши с Паолой лошади не меняются, но Камелот в душе хаосит. Или перенял дурные привычки от хозяйки. То клыки отрастит, то мягкие кошачьи лапы с трехдюймовыми когтями и хвост с кисточкой. Сейчас вообще больше похож на буйвола, чем на лошадь. Лошади рогов не носят. Я еще могу заблуждаться в этом вопросе, но Поля точно знает. Камелот стремительно теряет уважение в ее глазах.
– Что у вас произошло с Бенедиктом?
– Расстались друзьями.
– Извини.
– Сама виновата. Ты был прав. Нельзя мечту трогать руками.
– Он оказался не таким?
– В точности таким, каким я его представляла. Цепной пес Эмбера. Хорошо то, что хорошо для Эмбера – вот его мораль. Я знала это, но не представляла, каково это вблизи. Он готов любить меня, готов жениться на мне. Но если ему покажется, что я несу опасность Эмберу, он меня убьет. Даже, если в этот момент я буду рожать ему ребенка. Такого человека хорошо иметь слугой, но не мужем.
На Бенедикте печать рока, – вспоминаю я слова Дворкина. Жаль парня. Гилву тоже. Из них получилась бы сильная пара. Вглядываюсь в горизонт. Очень уж тут скучно и однообразно.
– Что за срань? – удивленно хмурит брови Гилва.
– Где?
– Впереди. Их здесь не должно быть. Это не ты вмешался?
Смотрю вперед. Дорога делает поворот, и вижу фургон, влекомый четверкой лошадей. Перед фургоном бредет множество людей.
– Может, и я. Мне было скучно. А почему их не должно здесь быть?
– Ты знаешь, что там впереди?
– Нет.
– Вот поэтому.
Сегодня разговаривать с Гилвой бесполезно. Фургон двигается медленно, скоро сам узнаю.
Узнал. Это караван рабов. Две шеренги, человек по тридцать в каждой. Слева мужчины, справа женщины. Длинная цепь тянется от ошейника к ошейнику. Вместо одежды рабам выдано по белой простыне, в которую они кутаются от солнца. Хозяин каравана и человек шесть наемников едут в фургоне.
– Твоя работа, – шипит Гилва. Отказываться бесполезно. Все рабыни чем-то напоминают Паолу. Тащу из кобуры бластер и испытываю на обломке скалы. Работает.