Емельян Пугачев (Книга 1)
Шрифт:
– Гонцов! В Берлин, в Шлезию, к брату моему принцу Генриху. К закату солнца русская армия будет уничтожена.
Гонцы тотчас мчались с отрадным известием.
Через некоторое время кровавая битва как-то стихийно стала затихать.
Пруссаки ослабили свой яростный напор. Измученные, они хотели передышки.
Генералы из свиты советовали распаленному Фридриху, ввиду полной прусской победы, остановить бой.
– Господа генералы! – воскликнул Фридрих и, достав золотую табакерку, нюхнул табаку. – Господа генералы! Русскую
Опытный воин генерал Зейдлиц особо настойчиво обратился к Фридриху:
– Ваше величество! Победа очевидна. Русские загнаны на тесный правый фланг. Большинство их орудий в наших руках. Наши солдаты изнемогают от десятичасового перехода, от беспрерывной кровавой схватки, от ужасного зноя. Они с двух часов ночи на ногах… Разгром русских можно завершить завтра.
Фридрих задумался. Кусал сухие тонкие губы. Подбородок его еще более заострился, прямой взмокший нос хмуро навис над кривившимся ртом. В душе он ненавидел Зейдлица как своего соперника, готового похитить его боевую славу.
– Хорошо, – сказал король, тяжело переводя дыхание, и отхлебнул из фляги глоток холодного кофе, все лицо его было покрыто обильным потом. – А ты, Ведель, как думаешь? – обратился он к своему молодому любимцу.
– Я с вами согласен, ваше величество. Бой надо продолжать до конца, чтоб не дать врагу передышки.
– Отлично! Реванш… – охрипшим голосом закричал король, выхватывая шпагу. – Ну, так с богом, марш вперед!
И крепко пришпорил лошадь. Генералы переглянулись. Зейдлиц, пожимая плечами, с ненавистью покосился на ничтожного царедворца Веделя и поскакал к своим кавалерийским полкам. За королем двинулся отряд гусаров-телохранителей.
– Солдаты, вперед! – выкатывая глаза, скомандовал Фридрих. – Ваш король с вами!
Пруссаки действительно устали, они изнемогали от жары, от неукротимой жажды, но, видя среди своих рядов короля, с новыми силами послушно бросались вперед. Правый русский фланг был от врага еще далеко. Многие полки стояли там в тесноте, в бездействии. Запряженные парами волы подвозили с реки воду. Здесь было сравнительно спокойно, бой кипел в двух верстах. Но многочисленные маркитанты быстро собрали палатки, сложили товары на возы, приготовились к бегству.
Граф Салтыков стоял со свитой на высоком пригорке. Прищурив глаза и прикрываясь ладонью от солнца, он зорко наблюдал за ходом сражения.
Пороховой дым сизыми клочьями плавал над побоищем.
– Выдыхаются, выдыхаются, – бормотал Салтыков себе под нос. И вдруг закричал:
– Господа! Немцы выдыхаются… А где австрийцы со своим Лаудоном?
– На еврейском кладбище, возле наших батарей, ваше сиятельство.
– Ввести в действие. Они застоялись.
С приказом поскакал адъютант. К Салтыкову с разных мест боя подъезжали ординарцы, курьеры, адъютанты.
– Ваше сиятельство, – взмокшие от пота, задышливо
– А мы в этом мешке сделаем такую дырищу, что немцу и не заштопать, – с юмором и прежним мужеством ответил седенький простенький главнокомандующий. К нему вернулись самообладание, воля, ясность ума. Без мундира, без знаков отличия, простоволосый, в одной пропотевшей дотемна рубахе он поскакал со всем штабом на другой высокий взлобок, еще раз окинул взглядом клубившуюся дымом и грохотом арену битвы.
– Берегите вон ту высоту… как ее?.. Шпицберг, – показал он трубой, – и другие высоты. Чтоб доконать нас, немец неминуемо полезет на них.
Скажите Фермору и графу Румянцеву, чтоб занимали высоты. Да чтоб дали нашим молодцам по чарке водки.
Три иностранных волонтера, бывших при штабе, наперебой говорили Салтыкову по-французски:
– Ваши солдаты, граф, достойны удивления. Мы с утра были в самом пекле. Они как железные…
Салтыков с благодарной улыбкой кивнул им и положил в рот питерский сладкий леденчик.
Шесть часов вечера, солнце склонялось, жара сдавала, но бой стал разгораться с новой силой. Румянцев с Фермором начали занимать указанные главнокомандующим высоты, там были русские батареи.
И действительно, чтоб сделать нам пагубу, Фридрих вскоре повел войска брать высоты. Главные силы его были обращены на высоту Шпицберг. Он бесстрашно скакал по шеренгам солдат, воинственными криками поощрял их к бою:
– Вперед, герои мои!
– К черту! – брюзжали в ответ уставшие гренадеры, провожая короля злобными взглядами.
– Господа ротные командиры! – стараясь преодолеть гул ружейной пальбы, орали во весь рот полковники, разъезжая сзади атакующих шеренг. – Принудьте капралов усердней погонять людей.
Упитанные капралы направо-налево лупили отстающих солдат увесистыми палками:
– Вперед, усатые черти, вперед!
Вот удар палки обрушился на голову замедлившего шаг солдата-ирландца.
Тот повернулся к капралу и крепким ударом приклада сшиб его с ног. Щелкнул выстрел, ирландец упал, офицер-палач, убив ирландца, опустил дуло дымившегося пистолета.
– Вперед, усатые черти, форан, форан! Пулю в спину! – и палки капралов бьют измученных прусских солдат, погоняют их, как стадо на бойню.
Пуля ударила в королевского коня, конь упал, упал и Фридрих. Падая, он обостренным сознанием уразумел, что все его дело проиграно и все возможности остановить битву для него исчезли: вновь вспыхнувшее побоище приняло стихийный характер, и не во власти человека было прервать его.
Флигель-адъютант Гец подхватил короля, предоставил ему свою лошадь.